Ближайший к ее дому рынок представлял собой крытую одноэтажную постройку с потолком в виде большого купола, опиравшегося на массивные столбы. Под этой крышей располагались многочисленные торговые ряды. Там продавались разнообразные мануфактурные товары и продукты, было море запахов и стоял неумолчный гул. Мадина долго бродила между рядов, пока не поняла, что просто не видит товаров; женщина была настолько погружена в свои мысли, что все вокруг сливалась перед глазами в огромную цветную полосу. Вдруг Цото осторожно потянул ее за рукав.
– Госпожа.
Мадина оглянулась. Перед ней стоял нищий дервиш с небрежно обмотанной тканью головой, в рваной одежде. Женщина с трудом узнала Бекира.
– Пойдем, Мадина, – шепнул он. – Я не мог прийти к тебе домой, потому что вынужден скрываться. За тобой не следят?
– Не знаю. Где Мансур?!
– Нас предали. Мне удалось бежать, а он остался там, на территории дворца, – сказал Бекир. – По сути, он спас мне жизнь, пожертвовав своей.
– Он… погиб?!
– Трудно сказать. – Бекир посмотрел женщине в глаза. – Признаться, если его не убили сразу, ему не стоит завидовать. Я знаю, что он ничего не скажет и никого не выдаст, хотя во дворце очень искусные палачи!
Мадина закрыла глаза, из-под длинных ресниц выкатилось несколько слезинок. Но она быстро взяла себя в руки.
– Его можно спасти, Бекир?
– Я постараюсь узнать, где он и что ему грозит, – промолвил тот, уклоняясь от ответа. – А ты, Мадина, попробуй подать прошение султану и добиться свидания.
Вскоре они расстались. Бекир сказал, что пока поживет у одного из верных приятелей, но может случиться так, что ему придется уехать из Стамбула.
Мадина, вернувшись домой, решила, что утром отправится во дворец.
Она собиралась сосредоточенно и долго. Надела нежно-зеленое, как молодая трава, вышитое золотыми нитями платье и белоснежное покрывало. По обе стороны лица висели кисти крупного жемчуга, талию обвивал украшенный парчовыми нитями пояс белого муслина.
Когда султан направлялся на заседание дивана, по обеим сторонам дороги стояло множество людей самых различных сословий. Они громко окликали правителя и протягивали ему свои прошения. Иногда султан останавливался и делал своим служащим знак. У того, на кого показывал султан, забирали бумагу, а остальные оставались ни с чем. Мадина понимала, сколь ничтожны ее шансы, и все-таки не теряла надежды.
Султан Мехмед IV был статным человеком могучего сложения. Ему было под сорок, и большую часть своей жизни ой проводил в седле, занимаясь охотой. Он не стремился испытывать лишения войны и редко принимал участие в военных кампаниях. По-видимому, ему были не в радость и заседания дивана, ибо он не скрывал от подданных своей презрительной скуки.
Султан чинно шествовал по двору, окруженный приближенными и телохранителями. Иной раз его взгляд выхватывал из толпы чье-нибудь лицо, но пока он ни разу не остановился для того, чтобы взять чье-либо прошение.
Толпа бурлила, люди толкались. В основном это были мужчины; какой-то старик без конца лез вперед, оттирая Мадину, и ей никак не удавалось оказаться в первом ряду просителей. Ее рука, сжимавшая бумагу, которую написал уличный писец, стала влажной; женщина задыхалась под покрывалом, которым, согласно обычаю, закрыла лоб и нижнюю часть лица.
Наконец Мадина прорвалась вперед, и, когда султан поравнялся с ней, она сделала шаг и дерзко вытянула руку с бумагой, словно указывая на правителя и обвиняя его. Султан остановился и посмотрел на сверкавшие между двумя полосками белого покрова большие выразительные глаза, изящно подведенные золотым и черным. Султан затруднялся определить возраст женщины, но видел, что она смела и красива. После секундной паузы Мехмед IV царственно указал на нее пальцем. Следовавший за ним служитель тут же забрал у Мадины прошение и опустил его в шелковую сумку.
Женщина облегченно вздохнула. Теперь нужно молиться о том, чтобы суд разрешил ей увидеть Мансура!
Мадина вернулась домой, едва волоча ноги. Ей предстояла борьба, долгая и трудная как никогда. Едва ли кто-то мог ей помочь. Эмине-ханым была слишком стара, а дети – чересчур малы. Женщина с тоской подумала о старших сыновьях. Хайдар далеко, а Ильяс… Жив ли он? Она так и не успела, как следует узнать характер и нрав своего первенца.
Возле дома стояла верховая лошадь. Что-то неуловимо знакомое было в ее нездешней породе, чеканной сбруе, легком седле с мягкими войлочными подкладками… На Мадину повеяло запахом родины. Это была черкесская лошадь. Хайдар?!
Она бросилась в дом. В беседке сидел, беседуя с Эмине-ханым, красивый, стройный и сильный юноша, у ног которого резвился восхищенный Аслан. Мадина с трудом узнала Ильяса, который за пять лет превратился в мужчину. Она не смогла сдержаться и расплакалась, потом обняла его и расцеловала.
– Ты жив! Какое счастье, что ты вернулся именно сейчас!
– Эмине-ханым все рассказала. Узнаю отца. Я, признаться, был удивлен тем, что он так долго жил мирной жизнью!
– Твой отец не раз говорил мне о том, что ему надоела война, – ответила женщина. – Мы хорошо прожили эти годы.
– Охотно верю. Но Кара Мустафа действительно тот человек, которому нечего делать на посту великого визиря, а Мехмед – не тот султан, которого может уважать армия. Мы понесли огромные потери и в одночасье утратили земли, на завоевание которых ушли долгие годы. Отец отдал себя созданию Османской империи; полагаю, ему было больно осознавать, что его жизнь прошла зря.
Женщина молчала, не зная, что ответить своему сыну.
– Тебе удалось передать прошение? – Спросила Эмине-ханым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70