небольшой череп, перекрещенные прутья, ярко горящие свечи; я увидел и другие абсурдные картины: небольшую кучку на полу дядиной конюшни перед денником Де Реца, состоящую из костей, кусочков стали, цветных стекол, клочьев шерсти и венчающего весь этот холмик кровоточащей головы петуха. Я вспомнил вялые извинения Томаса за этот неубранный мусор… В моей памяти всплыл и рассказ Фелиции об Уэшти, о которой среди ее родного племени шла слава заклинательницы духов: и мой разум нашел ту связь между двумя феноменами, которая в рассудке более праздном могла бы быть проигнорирована как чересчур фантастическая даже для случайной мимолетной мысли.Не был ли оба раза громадный пес целью заклинаний Уэшти? Не оказался ли я в темном рассудке этой бедной негритянки жертвой дьявольских сил зла? И был ли то Де Рец, а не волк-убийца, повергший наш городок в ужас, напавший на меня в роще около дома старого Пита, чудом промахнувшийся той полночью, когда мы с эсквайром Киллианом оказались в саду скряги и убившего маленького бесцветного клерка адвоката на тех же ступенях, которые он запятнал кровью старика Армиджа? Не было ли все это твердым убеждением гаитянки?Но если это так, то почему Уэшти не учитывает факт появления в нашем городке Де Реца не раньше чем через много дней после кровавого убийства старого Пита? Легкомысленно позволив этой экстравагантной идее овладеть моим воображением, я разрешил моим мыслям порезвиться. Допуская, что громадная собака не имела никакого отношения ни к смерти старого Пита, ни к убийству Неро, ни к преследованию пастора Сэквила, ни к таинственному появлению волка за окном дядиной гостиной, я полагал, что Де Рец мог быть виновен лишь во всех остальных происшествиях — если бы действительно было правдой то, что собака покидала и возвращалась в денник по своему желанию, минуя запертые на замок ворота и закрытую на засов дверь в дядиной конюшне, как это утверждал старый Томас.Внезапно, вопреки законам логического мышления, меня обожгло сожаление, что мне не удалось изучить следы на снегу, выпавшем в тот вечер, когда я был свален с ног напавшим на меня волком. Не показали бы они, что Де Рец имел двойника, незаметно подкравшегося к нам сзади, когда я и Фелиция были целиком поглощены пылкой и страстной беседой?.. Куда, собственно говоря, исчез в тот вечер огромный пес, не заметивший волка и даже не почуявший запаха его следов? Уэшти, как я догадался, задавала себе этот вопрос и, нескованная границами рационального мышления, нашла на него легкий ответ. Поведение Де Реца, который вел нас с адвокатом по следам волка на протяжении нескольких миль, было для нее, вероятно, не более чем примером, подтверждающим его коварство. И вдруг она явилась предо мной, словно материализованная из покойного воздуха моей комнаты моей попыткой проникнуть в ее сознание и желанием понять ход ее мыслей.Я не могу сказать, что, подняв глаза, я обнаружил ее рядом с собой. Я думаю, что, погруженный в свои фантастические идеи, я просто пристально смотрел в пространство прямо перед собой. Я не услышал ни звука и не почувствовал ни малейшего движения. Но в призрачной раме между инкрустированными стойками моей кровати, темным балдахином и стеганым покрывалом, лежащим в моих ногах, вдруг появилась в своем блестящем тюрбане и повязанной крест-накрест поверх платья косынке черная гаитянка. Ее сильные руки были сложены на груди, а сверкающие глаза задумчиво устремлены на мое лицо. Глава 11СОВЕТ УЭШТИ Я пристально смотрел на Уэшти до тех пор, пока она наконец не заговорила.— Генри и меня собираются прогнать отсюда, м-р Фарриер, сэр; и я осмелилась прийти сюда, чтобы попрощаться с вами, — произнесла она своим низким глубоким голосом. И со звуками ее речи все фантастические идеи, которые я связывал с ее образом, вдруг показались мне вдвойне абсурдными: настолько ее манера держать себя была преисполнена сдержанного внутреннего достоинства.— Да, сэр, — ответила она, увидев выражение удивления на моем лице, — мосье де Сен-Лауп настаивает, что мы должны уйти, он говорит, что нас надо продать на Юг. Но мисс Фелицья не позволяет этого, ни за что не позволяет. Она отправляет нас к своей кузине в Вирджинию, отправляет в подарок. И я осмелюсь попросить вас, чтобы вы всегда были для нее хорошим другом, м-р Фарриер, сэр, что бы ни произошло. Что бы ни произошло, — повторила она торжественно, как только я собрался сказать ей несколько успокаивающих слов. — Никогда не делайте ничего, что могло бы помешать вам находиться рядом с мисс Фелицией, чтобы помочь девушке, когда ей понадобится рука, на которую можно опереться.— Но, Уэшти, что может случиться с твоей госпожой такого, что заставило бы меня встать на ее защиту? — сбитый, с толку словами гаитянки, смущенно спросил я.— Ваш гнев, сэр, ее и ваша гордость и ваше разбитое сердце.— Из-за ее замужества с мосье де Сен-Лаупом, ты это хотела сказать? — вкладывая отвращение в свои слова, спросил я ее с каким-то свирепым, ранящем сердце болезненным удовольствием.— Да, сэр. Это именно то, что я имею в виду. Только всегда помните, что она делает не то, что хочет, а то, что должна совершить ради своего дяди, подобно тому, как отправляет к своей кузине нас с Генри.— Тогда, — сказал я, — я буду вынужден подружиться с мосье де Сен-Лаупом, если я только хочу быть достаточно близко к ней, чтобы в нужный момент оказать девушке помощь. Ты это имеешь в виду?— Да, сэр, подружитесь с ним. Как раз именно это я и хотела сказать. По крайней мере, будьте с ним дружны настолько, насколько это будет в ваших силах.— Я сомневаюсь, Уэшти, позволит ли мне француз быть его другом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70