Эту мегеру ничто не остановит: ее душа проникла в мою, нами руководил один и тот же гений, мы испачкали Францию — незначительное преступление, не насытившее нашей ярости. Нашим заветным, сердечным желанием стало полное разложение ее жителем».Эта душещипательная литература, черпавшая вдохновение во лжи, — и в эту ложь без всяких рассуждении поверил народ, который называют самым просвещенным в мире, — вызвала к неосторожной Мари-Антуанетте неутолимую ненависть. Уже у подножия эшафота толпа припомнила ей «кровосмесительную связь» бросила в лицо грязные ругательства…Как мы видим, м-м дю Барри можно считать ответственной за ту ненависть, которая толкнула народ Франции на убийство своей королевы… * * * Событию происшедшему в Версале 10 января 1774 года никто не придал особого значения, но оно имело непредсказуемые последствия. Мари-Антуанетта организовала бал, и вся придворная молодежь очертя голову бросилась веселиться… Были, правда, и блат разумные (а быть может, лишенные воображения), он, мирно танцевали под звуки скрипок. Но большинству приглашенных грезились более острые развлечения. Одни маячили в коридорах в поисках укромного местечка другие в темных углах с наслаждением предавались занятиям, имевшим с менуэтом очень отдаленное сходство…Мари-Антуанетта стояла у камина и, как обычно с горящими глазами слушала рискованные анекдоты графа д'Артуа — дофина обожала их: лишенная любви, она довольствовалась пикантными деталями, вызывавшими у нее легкий озноб. Она живо переживала очередную забавную новеллу, вызвавшую у нее смех когда вошел посол Швеции и представил дофине весьма элегантного молодого человека. Мари-Антуанетта посмотрела на прекрасного юношу — и обомлела. Этого молодого шведа звали Жан-Аксель Ферзен, ему было, как и ей, девятнадцать лет.Через несколько недель, 30 января, в Опере состоялся большой костюмированный бал. Ферзен был на нем и веселился, как и все. В конце кадрили к нему подошла молодая дама в белом домино:— Добрый вечер… Хорошо ли вы повеселились?Швед, думая о возможном приключении, охотно ответил. Дама рассмеялась — завязался галантный разговор. Распалившийся Ферзен думал уже, как увести эту очаровательную особу куда-нибудь в коридор, как вдруг заметил сомкнувшееся вокруг них кольцо. Маски, казалось, смиренно ждали, пока белое домино наговорятся. Он произнес еще несколько слов, хотел взять таинственную незнакомку за руку, но та попрощалась с ним легким наклоном головы и направилась… к королевской ложе. Только тогда Ферзен понял, что говорил с Мари-Антуанеттой…Через несколько дней он уехал из Франции, чтобы продолжить свое путешествие по Европе, и увез с собой воспоминание о нежном голосе, изящном стане и больших синих глазах, так нежно взглянувших на него. Он мечтал о ней годы напролет, ему суждено было снова вернуться в Версаль… * * * Неосторожность дофины, разумеется, стала известна дю Барри, которая прокомментировала ее с присущим ей талантом:— Эта рыжая девчонка уже дошла до того, что прилюдно пристает к мужчинам, — заявила она королю. Постаревший, утомленный жизнью, Людовик XV пожал плечами. Через несколько дней дофина назвала фаворитку шлюхой, и та из чувства мести организовала новую волну клеветы. На этот раз ее целью стал развод Мари-Антуанетты. Но она не успела…Весной король опасно заболел. Врачи определили оспу. По словам Башомона (мы найдем их в его «Тайных мемуарах…»), этой болезнью он был обязан «непомерному удовольствию, испытанному им в Триапоне, где он развлекался с красивой шестнадцатилетней девушкой, предоставленной ему графиней дю Барри. Бедняжка, сама того не ведая, носила в себе вирус этой смертельной болезни, поразившей ее на день позже, чем короля, — она умерла в три дня». Но в оспу никто не хотел верить. Простой люд, потирая ладони, ожидал, пока король перейдет в мир иной… В течение болезни короля окружали шесть врачей, пять хирургов, три аптекаря. В Версале развернулись сцены, достойные пера Мольера. Ле Монье, первый врач, каждый час подходил к постели.— Сир, необходимо, чтобы ваше величество показали язык.Король высовывал язык и демонстрировал его в течение пяти минут. Затем он прятал его и звал второго врача:— Ваша очередь, Лассон!Лассон подходил к Людовику XV, и тот высовывал язык. Через пять минут он убирал его и звал третьего врача:— Лорри, а теперь вы!Исследование языка возобновлялось.Шесть врачей, пять хирургов и три аптекаря следовали таким образом друг за другом, и каждый из них своему «высказывал свое удовлетворение цветом и красотой этого драгоценного королевского органа». Несмотря на повторные осмотры, кровопускания, лекарства королю становилось все хуже. Четвертого мая он позвал м-м дю Барри.— Теперь, когда я не обманываюсь по поводу своего состояния, не следует возобновлять метцевский! скандал… Если бы я знал раньше то, что известно мне теперь, вас уже здесь бы не было. Я принадлежу Богу и моему народу. Вам необходимо завтра же уехать.Когда м-м дю Барри это услышала, произошло то чего она опасалась уже несколько дней: ей просто стало плохо — из апартаментов короля ее вынесли без чувств… Вечером, поняв, что для нее все кончено, фаворитка, вся в слезах, села в карету и уехала в Рейль чтобы дать королю возможность получить последнее причастие. Этот отъезд, происходивший на глазах насмешливого двора, был больше похож на бегство. Шум колес по мостовой не вывел Людовика XV из забытья — он проспал весь день. Когда настала ночь он открыл глаза и тихо прошептал:— Приведите мадам дю Барри.Ла Борд подошел.— Сир, она уехала.— Куда?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84