— Я хочу еще раз услышать, что произошло в тот вечер.
Он хмурился. Все, что говорил Беренгар, шло вопреки его желанию доказать невиновность Эммы. Ее странное стремление уйти ночью в лес. Да еще с сыном. А до этого общалась ли Эмма с франками? Да. Она им пела… Пела. А он-то думал, что она горюет и льет слезы, дожидаясь его возвращения. Ей бы лишь петь и порхать. А не шепталась ли она с кем из франкских священников? Нет. Хотя… Уже после ухода нейстрийцев она долго разговаривала с монахом из Эрве Таурином. Нет, не то. Хотя где этот монах?
Старичка привели. Он, как ни в чем не бывало, собирал травы у реки. Казалось, напряженная атмосфера не коснулась его. Ролло он разглядывал почти с детским любопытством. Без страха.
— Да, я говорил с ней. Она сидела как раз на том камне, что и ты, правитель. Я рассказывал ей о чудесах святого Адриана. Она почти не слушала, но я мог понять ее. Вокруг ее чела витал мрак. Ей угрожала опасность.
— Опасность? — заволновался Ролло. В этом босоногом монахе было что-то, что отличало его от остальных. Такой светлый взгляд бывает у блаженных или провидцев… Или святых, как утверждают христиане.
— Поначалу я посчитал, что это исходит от тебя, язычник, — спокойно продолжил Таурин. — Люди говорят о тебе много хорошего и много плохого. Но что ты волк кровожадный, известно всем. А та женщина… У нее на виске был кровоподтек. Кто же поднимет руку на красоту, как не злодей?
Он повернулся и спокойно продолжал свое занятие среди заросших травами развалин. Ролло смотрел прямо перед собой. Хотел ли он зла своей Птичке? Он был зол на нее за ее самоуправство в Гурне, за ее неповиновение в Руане. Но желать ей зла?.. Нет, несмотря на всю его ярость, на ревность и подозрения, он бы не сделал ей ничего дурного. Ведь он все еще любил ее. У него вдруг гулко забилось сердце. Да, он любил ее. Ее смех и капризы, ее нежное тело, ее волосы, ее голос, ее ворчание и умение радоваться всякой чепухе. И он все еще не хочет верить, что она предала его.
Он вновь стал допрашивать Беренгара. Что может иметь значение, кроме той ночи? И вновь в нем закипела ярость.
— Она была так настойчива в своем желании уйти в лес, — спокойно держал ответ перед Ролло Беренгар. — Было в ней, правда, нечто странное. Тогда я думал, что лунный свет помутил ее разум…
— Короче!
Беренгар пятерней сгреб волосы с глаз. Вздохнул. Рассказал опять, как Франкон воспротивился отдать ей Гийома. И тогда она просто кинулась в чащу.
— А ты? Где был ты, ее охранник, в это время?
— Я пошел сменить часовых, а когда…
— Да заберет тебя Хель! — воскликнул Ролло. — Зачем тебе было менять часовых, кого стеречь, если не мою жену?
Беренгар вдруг не нашелся, что ответить. Возможно, просто сработала укоренившаяся привычка все доводить до конца. И ведь с Эммой был Оттар, ей ничего не могло угрожать, когда рядом такой герой. Однако Оттар был убит таким образом…
Ролло вдруг резко сгреб его за скрещенные на куртке ремни.
— Получается, Оттар более верен мне, чем ты, раб?
Слово «раб» хлестнуло викинга, как кнутом. Он вырвался.
— Даже конунгу не позволено так оскорблять свободнорожденного и…
— Умолкни! — Лицо Ролло нервно дергалось, но говорил он почти тихо. — Когда-то ты едва не упустил ее, но я простил тебя. Более того — возвеличил, ибо считал преданным другом. Ты же повел себя, как трусливый раб, и по твоей вине мою жену похитили. Поэтому ты сам должен умолять меня Сделать тебе «кровавого орла», не то я надену на тебя ошейник и заставлю до конца дней вычищать сточные канавы в Руане.
Однако за Беренгара вступились и Лодин и Бьерн. По закону никто не смеет неволить свободного викинга, если его вина не доказана свидетелями или судебным поединком.
— Что ж, — мрачно кивнул Ролло. — Обвинителем здесь являюсь я, и ясный Глитнир докажет мою правоту.
Пожалуй, для Беренгара это был наилучший выход. Умереть с мечом в руке и попасть на пиры Валгаллы, миновав христианский рай. И никто не сомневался, что ему не выстоять против Глитнира в левой руке первого мастера на мечах Нормандии. Поэтому, когда он обезоружил конунга, даже самые преданные люди Ролло стали говорить, что боги на стороне Беренгара.
Они разошлись. Беренгар как ни в чем не бывало пошел отдавать распоряжения, чтобы монахи приготовили викингам пищу, а воины подготовили корабли к отплытию, ибо было ясно, что им нет смысла больше здесь оставаться. Проследил, как запрягают мулов в дормезы. Усадил в один епископа, в следующем расположились женщины с детьми. Сезинанда взволнованно цеплялась за него.
— Едем с нами. Тебе незачем вторично искушать судьбу, оставаясь подле Ролло. Он все равно считает тебя виновным.
Беренгар лишь поцеловал ее в щеку. Взлохматил волосы старшего сына. Двое малышей уже спали на днище дормеза. Глядя на посапывающего Гийома, Беренгар нахмурился. Нет, ему еще есть о чем говорить с конунгом.
Ролло, прикрыв глаза, сидел на выступе выщербленной стены, слушал пение Раульфа, перебиравшего струны лиры. Рядом стоял Лодин. Просто стоял, ибо к пению и мелодии он был равнодушен, но именно он привел к Ролло пажа, зная, как все это бренчание успокаивающе действует на его друга-левшу.
Мальчик пел с серьезным, сосредоточенным лицом:
Почуял граф — приходит смерть ему.
Холодный пот струился по челу.
Идет он под тенистую сосну,
Ложится на зеленую траву.
Свой меч и рог кладет себе на грудь.
К Испании он повернул лицо,
Чтоб было видно Карлу-королю,
Когда он снова о войском будет тут,
Что граф погиб, но победил в бою.
Риульф пел на языке франков «Песнь о Роланде», какой его научила Эмма. Когда он умолк, Ролло спросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149