— Где я буду ночевать? Я утомлена и хочу спать. Леонтий тут же отставил миску.
— Конечно, конечно, прекрасная госпожа. Он взял из очага пылающую головню и кивком пригласил Эмму к выходу. На второй этаж вела витая деревянная лестница. По-видимому, грек хорошо знал этот дом. Он проводил ее в верхнее помещение, мансарду, где хранилось сено. Но явно не спешил уходить. Зажег небольшой светильник, выбросил пару головню, повернулся и закрыл дверь.
У Эммы все похолодело внутри, когда она поняла, что он не собирается уходить. И опять лицо его зловеще окрасилось отвратительной улыбкой, от которой к горлу молодой женщины подкатывала дурнота.
— Вы с ума сошли. Немедленно вон!
— Зачем? Здесь нам никто не помешает. — медленно двинулся к ней.
На лице Эммы появился ужас, столь яркий и затравленный что Леонтий разразился громким смехом от восторга и предвкушения забавы. И резко умолк, тяжело дыша. И все улыбался. О, как жутко он улыбался!..
Грек медленно облизнул пухлые губы. Заговорил хрипло:
— Я захотел попробовать вас, едва только увидел. Ваша кожа, рот… Я хочу вдохнуть ваш запах, я хочу грызть и целовать вас, хочу владеть вами.
Эмма в ужасе отступала от него, лихорадочно оглядываясь, ища, чем бы обороняться. Сено, одно сено.
— Вы не посмеете! Я жена вашего господина, я сообщу ему, и вас накажут… кастрируют… вздернут.
Она уперлась спиной в стену, когда Леонтий вдруг дико захохотал.
— Герцогу?.. А что вы для герцога? Увидитесь ли, вообще? Он сказал, что я могу с вами делать что заблагорассудится, что для него будет хорошо, если вы вообще исчезнете, принцесса Эмма, которую он так добивался и которая не оправдала его надежд. Он вдруг зарычал как зверь и бросился на нее. Она кричала и отбивалась. О небо — она и не ожидала, насколько он силен.
Не смей! Пусти меня! Он все так же рычал, до боли сжимал ей грудь, закручивал руку. Она звала на помощь — кого? Они рухнули на сено и боролись, пока он не подмял ее под себя. О, когда-то она падала в обморок, едва ее касался мужчина. Сейчас же она лишь вырывалась, отчаянно, безнадежно.
На помощь!
Никто не придет. А если и придет, то только затем, чтобы держать ее. Она в ловушке, как когда-то давно, когда Ролло бросил ее в руки своим воинам. Откуда у нее брались силы? Она сопротивлялась, и этим словно только распаляла грека, она пыталась сбросить его, но он лишь хохотал, потом навалился на нее и стал душить. «Я умираю, — подумала она. — Это хорошо, это конец».
Но Леонтий заставлял ее прийти в себя, стал трясти и бить по щекам. И едва она застонала, зашелся беззвучным смехом. Потом он ударил ее, сильно, кулаком в лицо. Она охнула, старалась отползти, задыхаясь потом и сеном. Но он вновь опрокидывал ее, избивал так долго, что она ничего не стала соображать, превратилась в тряпичную куклу.
Он тряс ее.
Ну, давай же!.. Сопротивляйся!
У нее больше не осталось сил. Чувствовала, как трещит ткань платья, как его жесткие, похотливые руки мнут и терзают ее тело. Нет, она не станет сопротивляться. Она была готова сдаться, лишь поскорей бы все закончилось. Даже не пошевелилась, когда его холодные пальцы скользнули ей между ног, больно вонзились в низ живота. Эмма сцепила зубы, сдерживая стон.
Но Леонтий неожиданно прекратил пытку.
— Очнись!
Она не желала подчиняться, но, оказывается, его не устраивала ее пассивность. Он ущипнул ее за бедро, рванул.
— Ну же! Сопротивляйся!
— Нет. Я больше не шевельнусь, — прошептала она разбитыми губами. — Делайте все, что угодно будьте вы прокляты.
Он неожиданно затих, тяжело дыша. Потом поднялся. Эмма слабо приоткрыла глаза. Он стоял, глядел на нее. Потом стал возиться с одеждой, и она увидела как он резко сорвал ремень, сложил его вдвое. Длинно выругался на незнакомом языке, схватил свою обессиленную жертву за волосы, рывком приподнял от пола.
Ты не обманешь меня, сука! Я не буду тешится с неживой! Он вдруг с силой заломил ей руку так, что она не смогла сдержать невольного крика, и это снова разозлило палача. Рывком он задрал ей платье и со всей силой стал хлестать пряжкой ремня по ягодицам, бедрам. Она кусала губы, пыталась вырваться, но поняла, что он способен сломать ей руку. Ремень внезапно опустился, и она взвыла под торжествующий смех, своего мучителя. Ремень рассекал ей кожу до крови. С каждой минутой боль становилась все нестерпимей, прожигала ее насквозь как огнем. Эмма сгорбилась, сжалась, а грек продолжал ее хлестать не помня себя. Ее крики довели его до исступления, и тогда он намотал ее волосы на руку и рывком поставил ее на колени. и;
— Славная охота! — прохрипел он, вонзаясь в нее.
— Не-е-ет! — прокричала Эмма и сдалась, и лишь задыхалась и рыдала в сене, пока все не кончилось.
Когда он ушел, она лежала, не в силах пошевелиться. Тело ее было истерзано, а в душе словно что-то умерло, надломилось. В оставленную открытой дверь несло холодом. Эмма продрогла до мозга костей, но при малейшем движении резкая боль пронзала ее, и, она плакала, натягивая на израненное тело одежду. Она была вся в крови.
Я хочу умереть… Ролло, кому ты меня отдал?.. Она еле доползла до двери и, прикрыв ее, припала к ней и застыла. Она не смогла откинуться на спину, так как ее спина, ягодицы и ноги были изранены. Но она ощутила страх за свое дитя, ощупала себя поняв, что грек не уничтожил зарождающуюся в ней жизни. Но даже это не приободрило ее. Что ее ждет? Что с ней сделает это чудовище? Она полностью в его власти, она беззащитна перед ним, она отдана ему. Эмма застыла, оцепенела, боясь пошевелиться. Она беззвучно кричала, взывая к Деве Марии, но не была уверена, что небо внемлет ей. Все отвернулись от нее — даже небеса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24