Как вам, быть может, известно, за свою историю мой народ был вынужден часто и подолгу жить на чужбине, вдали от родины, далеко от земли обетованной. И только думы о Яхве, о нашем Боге, и воспоминания об этой земле придавали нам мужества все годы рабства и изгнания. И мы в действительности всякий раз возвращались домой. Так и вы однажды вновь увидите свою родину.
Он ободряюще положил ладонь на руку Козимо. Жена Элиаса, Рахиль, несмотря на свои пятьдесят лет, все еще сохранившая дивную красоту, доброжелательно улыбнулась ему.
«И почему только, – размышлял Козимо в то время, как Элиас встал, заставив смолкнуть всех присутствовавших, и начал читать на иврите одну из традиционных молитв, – почему они пригласили меня на Суккот?»
Он был чужестранцем, его родину они знали лишь по расплывчатым описаниям. Он даже не был иудеем, он был христианином. Праздник кущей был одним из религиозных еврейских праздников. Он напоминал евреям – так ему, во всяком случае, рассказывали – об их исходе из Египта. Этот праздник было принято отмечать в кругу семьи, и тем не менее Элиас пригласил его. Почему? Взгляд Козимо скользнул по детям, теперь игравшим в догонялки; у него неожиданно комок подступил к горлу, а в глазах защипало, словно их запорошило песком. Внуки... Ему не было суждено увидеть, как растут собственные дети и внуки. Хотя он давно достиг того возраста, когда другие мужчины с гордостью качают на коленях правнуков, у него не было ни одного потомка. Вся его семья состояла из одного Ансельмо. И, конечно, многочисленных Медичи, рассеянных теперь по всей Италии. Но это не могло заменить ему собственных детей. За эликсир пришлось заплатить дорогую цену.
Элиас снова сел на свое место, и все приступили к еде. Эта была веселая трапеза, быстро прогнавшая все грустные мысли у Козимо. В тот момент, когда Рахиль второй раз протянула ему тарелку с жареным мясом, в саду неожиданно появился какой-то человек. Он бежал к ним и уже издалека размахивал руками. Рахиль медленно поставила тарелку обратно на стол. Лицо ее побледнело, Элиас тоже напрягся, будто они всегда ожидали и боялись плохих новостей.
– Господин! Господин! – Мужчина подбежал ближе, и уже было видно, что в руке он держит свиток. Тяжело дыша, он остановился около Элиаса.
– Что тебе, Симон? Почему ты не на страже? – спросил Элиас и встал. От Козимо не укрылось, что голос его охрип от волнения. За столом стало тихо, даже дети приумолкли, а все глаза устремились на человека со свитком. Рахиль стянула под подбородком концы своего платка, явно не потому что боялась, будто он соскользнет с головы. Губы ее шевелились, и Козимо понял, что она молилась.
– Господин, только что прибыл гонец с этим письмом. – Симон, запыхавшись, хватал воздух ртом. – Он сказал, это срочно и что я должен бегом отнести его, чтобы...
– Дай мне письмо, – спокойно произнес Элиас и протянул руку за свитком.
– Нет, господин, это письмо не вам. – Слуга покачал головой. Козимо заметил, как Рахиль облегченно вздохнула и плечи ее обмякли. – Оно для вашего гостя.
Козимо потребовалось несколько ударов сердца, прежде чем он осознал, что слуга имеет в виду его. Ведь он-то и был гостем, стало быть, послание было адресовано ему. Кроме Ансельмо, никто не знал, что он здесь. Что бы это все значило?
«Уважаемый отец, Ваша кузина синьорина Анна неожиданно прибыла из Флоренции. Вероятно, у нее есть важные новости для Вас. Прошу прощения за беспокойство, но Ваше присутствие дома срочно необходимо. Пожалуйста, приезжайте как можно скорее.
Ваш преданный сын
Ансельмо
P.S. Передайте Элиасу Бен Йошуа мой сердечный привет и извинитесь перед ним за меня».
Козимо снова свернул письмо в трубочку и задумчиво пожевал нижнюю губу. Итак, синьорина Анна снова здесь. Почему? Пятьдесят два года они ничего не слышали о ней. Почему она вдруг опять объявилась?
– Плохие новости? – сочувственно спросил Элиас.
– Нет, не впрямую. То есть я пока еще точно не знаю, – рассеянно ответил Козимо, провел рукой по волосам и нечаянно смахнул с головы кипу, которую на праздник одолжил ему Элиас. Маленький мальчик поднял ее и протянул ему с застенчивой улыбкой. Погруженный в свои мысли, Козимо машинально взял из рук мальчугана шапочку. Только сейчас он сообразил, что хозяева ждут от него объяснения.
– Письмо от моего сына Ансельмо, – объяснил он. – Неожиданно приехала моя кузина из Флоренции. Раз уж она не предупредила заранее о своем приезде, значит, только события исключительной важности мог ли заставить ее столь поспешно отправиться в путь. – Помедлив, Козимо взглянул на хозяина. – Простите меня, я глубоко растроган вашим гостеприимством по отношению к чужестранцу, но у меня не остается иного выбора. Я вынужден немедленно покинуть вас.
Рахиль сочувственно кивнула; Элиас, пытаясь утешить гостя, обнял его.
– Разумеется, вам надо ехать домой, – сказал он и лично пошел проводить его до ворот. – Буду молиться за вас и надеяться, что ваша кузина не окажется провозвестницей несчастья и горя.
– Да, я тоже надеюсь на это, – пробормотал Козимо.
– Мы понимаем, каково вам сейчас. Мы ведь каждый день готовы к плохим новостям и... – Он запнулся и обвел взглядом окрестности. – Нас так часто прогоняли отсюда – сначала вавилоняне, потом римляне, крестоносцы, арабы, турки... Бывали времена, когда нам, иудеям, под угрозой смертной казни вообще было запрещено входить в Иерусалим. Возможность жить здесь – огромное счастье для нас. Однако наша горькая история научила нас, что счастье не бывает долговечным. Мы не знаем, как долго султану еще будет угодно терпеть нас здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119