– Бенедикт, – позвала она, подвигаясь на край кровати. – Бенедикт!
Уловив настойчивость в ее голосе, Бенедикт выпрямился, уперся локтями в колени и наклонился вперед:
– Что?
– Слушай. – Голос Харриет дрожал от волнения. Она прочитала: – «Уоррен говорит, что не просит у меня ничего, и единственное, чего бы он хотел, – чтобы я подарила ему сына. Думаю, он очень удивится, когда я преподнесу ему часы.
Хотя у мужа нет времени, чтобы выяснять такие вещи, все же человек, которого я наняла для изготовления хронометра, известен своим мастерством по всей Англии. Думаю, даже Уоррен оценит работу мистера Сэвиджа».
Харриет посмотрела на Бенедикта.
– Это тебе поможет, да?
– Думаю, да.
Харриет неуверенно улыбнулась:
– Возможно, от меня помощи больше, чем ты думал.
Она вернулась к дневнику, перелистнула страницу и нахмурилась. Дважды перечитала написанное леди Аннабель, задумчиво покусывая губы.
Бенедикт, вскочивший с кресла и меривший шагами комнату, словно был не в силах вынести необходимость дожидаться утра, чтобы найти наследников Сэвиджа, заметил ее смятение и остановился.
– Харриет, что случилось?
Она моргнула, словно только сейчас вспомнила о его присутствии.
– Ничего, – быстро ответила она, захлопнула дневник, встала с постели и протянула тетрадь Бенедикту. – Ты ведь должен это вернуть?
Он протянул руку, но вместо того, чтобы взять дневник, нежно сжал запястье Харриет.
– Что ты там вычитала?
– Ничего, Бенедикт. Правда. – Она небрежно махнула рукой, но Бенедикт не отпустил ее, и она сказала: – Леди Аннабель описывает ссору с Рочестером.
– Тебя тревожат их ссоры? – Бенедикт покрутил головой – Харриет, леди Крейчли говорила нам, что он ее убил. Они не могли быть счастливы.
– Нет, меня волнует не ссора. – Щеки Харриет вспыхнули, и она призналась. – А примирение. – Она коротко глянула на него и снова уставилась на пальцы, обхватившие ее запястье. – Это случилось в гостиной капитана Рочестеpa… Многие… подробности очень похожи на то, что произошло сегодня между нами.
– Харриет…
Она припомнила жару, которую ощутила перед тем, как услышала ссору, и серьезный взгляд женщины на кладбище.
– С тех пор как я здесь, я видела и чувствовала много странного, Бенедикт. Неужели то, что случилось там, внизу, в комнате, бывшей когда-то гостиной, еще одно совпадение? Неужели оно затрагивает и нас?
– Харриет, не знаю, о каких странностях идет речь. Прости меня за резкость, но ты говоришь как сумасшедшая.
Смятение Харриет моментально сменилось раздражением. Она сердито посмотрела на Бенедикта.
– Поступки людей, живших за несколько десятилетий до нас, – продолжал он, – не влияют на наши поступки. Во всяком случае, не в том смысле, в каком ты думаешь. Я мечтал о тебе с нашей первой встречи, и совсем не потому, что меня заставили призраки умерших любовников.
– Но это та же самая комната…
– Да к черту эту комнату, Харриет! – резко воскликнул Бенедикт, совсем не ласково вырвал из ее руки дневник и швырнул его на бюро. Потом взял Харриет за локти и привлек к себе. – Я и сейчас хочу тебя так же сильно, как тогда, а мы далеко от этой проклятой гостиной.
– О! – произнесла Харриет, увидев наконец огонь, пылающий в его темных глазах.
– А теперь, если ты будешь так любезна и избавишься от этой ночной рубашки, – Бенедикт вскинул бровь, – я докажу тебе, что говорю правду.
И отпустил ее руку, предоставив возможность пожелать ему спокойной ночи.
Харриет стянула через голову ночную рубашку. Одетая только в тонкие муслиновые панталоны, прилипшие к бедрам и ягодицам, Харриет стояла, выпрямив спину и вздернув подбородок.
Пальцы Бенедикта, легкие, как золотистое свечение камина, пробежались от шеи до ложбинки между грудями. Сердце Харриет колотилось, грудь вздымалась и опускалась в такт с прерывистым дыханием Бенедикта. Он провел пальцами по ее животу, Харриет шумно втянула в себя воздух и хихикнула, потому что ей стало щекотно. Бенедикт улыбнулся.
– Харриет. – Он произнес это голосом человека, умоляющего о глотке воды посреди пустыни. Его губы коснулись ее лба, а потом он поцеловал ее в закрытые глаза.
Харриет пронзила сильнейшая дрожь.
На этот раз они шли к наслаждению совсем не с такой стремительностью, как тогда. Прикосновения Бенедикта – то, как он гладил раскрытой ладонью ее живот, как едва прикасался языком к шее между мочкой уха и ключицей, – наводили на мысль, что он владеет всем временем мира. Не один раз – и даже не дважды – Харриет хотелось зарыдать от желания. Она нетерпеливо двигала ногами, но он только посмеивался ей в грудь и наказывал легким покусыванием соска. Он подводил ее к самому краю изысканного освобождения так часто, что она готова была заплакать, и наконец начал действовать. Бенедикт повернулся, потянув за собой Харриет, и одним движением бедер и коленей сделал так, что она оказалась на нем верхом.
Эта поза была знакома Харриет – она видела ее в той самой знаменитой книге.
Харриет решила, что теперь наконец положит конец мучительной игре, в которую играл с ней Бенедикт, но, посмотрев на него сверху вниз, поняла, что теперь может начать собственную игру. Она едва шевелила бедрами, и его руки, нежно обнимавшие ее груди, скользнули назад, за спину, несильно впившись в нее ногтями.
Бенедикт сумел сесть и начал покрывать лихорадочными поцелуями ее шею. Харриет откинула голову назад. Его жаркое дыхание и язык причиняли сладкие муки.
– Бенедикт… – услышала Харриет задыхающийся стон и с изумлением поняла, что это сказала она сама.
Она толкнула Бенедикта в мускулистые плечи, так что он снова упал на подушки, и заставила себя терпеливо дожидаться пика наслаждения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91