Тут Харриет поднесла ладонь так близко к глазам, что едва не уткнулась в нее носом, и вздохнула:
– Уж лучше бы вы увидели здесь рыбу.
– А теперь начнем общение с духами.
По непонятной причине – может, из-за серьезности тона мадам Любы – Харриет ощутила невольную дрожь. Все расселись вокруг стола. Вместо канделябра на нем теперь стояли девять восковых свечей разной длины. Свечи разделили между присутствующими. Цыганка, сверкая глазами, как алмазами, попросила каждого взяться за свою свечку и думать только о приятном.
Харриет изо всех сил гнала от себя мысли о смущении и удивлении, охвативших ее после гадания по руке. Она осторожно посмотрела на Бенедикта, сидевшего рядом. В первый раз с того момента, как он вошел в гостиную, она не ощущала на себе его взгляда. Знает ли Бенедикт, о ком говорила мадам Люба? А вдруг подумал, что Харриет влюбилась в какого-нибудь другого мужчину? Расстроился из-за того, что это может быть он, или надеется на это?
Он повернул голову в ее сторону, и Харриет быстро отвернулась. Глядя только на цыганку, она твердо сказала себе, что та скорее всего просто играет роль и на каждом представлении непременно сообщает, что кто-то из зрителей скоро разбогатеет, а кто-то влюбится.
– Пожалуйста, – произнесла мадам Люба, – возьмите за руки тех, кто сидит рядом.
Обе руки Харриет лежали на коленях. Не успела мадам Люба дать последние распоряжения, как сильные пальцы переплелись с пальцами Харриет. Она глянула на Бенедикта, и тот, посмотрев ей в глаза, слегка сжал ее ладонь. Харриет другой рукой взяла руку Лиззи и снова повернулась к цыганке. Шарлатанка она или нет, но про Харриет все рассказала точно.
Глава 34
Ничего бы этого не случилось, не наклонись Лиззи вперед и не спроси у мадам Любы:
– А нельзя ли вызвать еще одного духа?
Целый час цыганка провела за столом, крепко зажмурившись, пытаясь нащупать то, что положено гадалкам видеть во тьме, обитающей за их черными ресницами. В такой позе, склонив голову набок, словно прислушиваясь к возне мышей в стенах, она вызвала трех духов – двух озорных детей и старую женщину, у которой ужасно болели кости. Ни Харриет, никто другой, кроме самой мадам Любы, призраков, разумеется, не видел, хотя Харриет поймала себя на том, что всматривалась в углы комнаты, пока цыганка бранила мальчишек за издевательство над черной кошкой. Кошка, решила почему-то Харриет, умерла несколько столетий назад, а ее мучители, объяснила цыганка, утонули, купаясь без присмотра в ныне высохшей речке.
Мадам Люба служила проводником между зрителями и мертвыми, рассказывая, во что одеты покойные и как они выглядят. Потом она начала задавать невидимым гостям вопросы, начиная с их возраста в момент смерти и кончая причиной их теперешнего состояния. Еще перед началом сеанса цыганка заверила всех присутствующих, что после смерти души в основном отправляются на тот небесный уровень, который им больше всего нравится. Однако существуют, сообщила она самым серьезным тоном, заблудшие души, которые – по самым разным причинам – не смогли найти путь на небеса.
Мальчишки, с которыми поговорила мадам Люба, сказали, что они не имеют ни малейшего представления о том, где могут находиться их небеса.
Лиззи, чья рука дернулась при упоминании об истязаемой черной кошке, пробормотала уголком рта:
– Может, им и не полагается на небеса?
А старая женщина, объяснила мадам Люба, умерла прежде своего мужа. Вдовец ее, видимо, давно не любил, потому что несколько недель спустя женился на соседке. Когда же новобрачные скончались в страшных мучениях от чумы – черной смерти, как назвала ее женщина, – первая жена покинула то мирное место, которое уже успела обрести, чтобы не встречаться там со своим горячо любимым мужем и его новой обожаемой женой.
История хулиганистых, даже жестоких, мальчишек лишь слегка напугала Харриет, а вот из-за старой женщины она опечалилась – то ли из-за скорбного голоса мадам Любы, то ли из-за понимания, что даже на небесах тебе могут разбить сердце. «Интересно, – думала она, – а если мне вдруг придется внезапно умереть, буду ли я ждать и всматриваться во вновь приходящие души в поисках того, кто похож на Бенедикта?»
Харриет как раз пыталась отделаться от этих мыслей, в душе сурово осуждая свою лучшую подругу Августу за то, что она вечно делится с ней своими романтичными представлениями о любви, когда Лиззи стала умолять цыганку вызвать перед уходом еще одну, последнюю душу.
Гадалка глянула на часы, не выказывая ни малейших признаков усталости, и Харриет воспользовалась моментом, чтобы посмотреть на выражения лиц всех участников действа. Цыганка сидела во главе стола, а по левую руку от нее сидел сэр Рэндольф. Похоже, он от души забавлялся. Заметив взгляд Харриет, он подмигнул. Она подмигнула в ответ и взглянула на герцогиню. Леди Дортеа смотрела на Латимера, а он – на нее, с такой улыбкой, что Харриет невольно стало интересно, что они вытворяют под столом ногами. Лорд и леди Честерфилд, сидевшие напротив хозяев, вели себя совершенно по-разному. Лорд Честерфилд буквально засыпал, а его жена казалась беспечной, как дитя.
Харриет перевела взгляд на сидевшего рядом Бенедикта. Тот вежливо улыбнулся. Ничего похожего на улыбки, которыми обменивались Латимер и леди Дортеа, разочарованно подумала Харриет.
– Ну что, мисс Мосли, как вам нравится это развлечение? – спросил он без единой интимной нотки в голосе, словно обращался к Лиззи или Рэндольфу.
– Неплохой способ провести ночь, – не менее вежливо ответила она.
Бенедикт высвободил руку.
– Надеюсь, вы можете представить себе и более интересный способ, – негромко произнес он, сжав тонкими пальцами ее бедро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91