– А что, разве не ясно? Нам все время попадаются мямли. Какое-то время мы с ними остаемся из жалости, а потом бросаем.– Знаешь, как это называется?– Как?– Самой себя сечь, вот как!– Ну, значит, такова наша планида. – Джордан засмеялась почти беспечно, почти как в прежние времена. – Слушай, когда я тебе звонила среди ночи, то пропустила мимо ушей все, что ты сказала. Свинство с моей стороны, правда?– Полнейшее.– Но я готова на вторую попытку. Видишь, вся превратилась в слух. Что там натворила Лия? По дешевке спустила какому-то пройдохе твою фирму?– Почти. Но не бери это в голову. Временные затруднения, не более того.– Если я чем могу помочь, не стесняйся. Стоит только попросить. Мой дом – твой дом и все такое.– Хороший ты человек, Джордан.– Ты на моем месте поступила бы точно так же.– Ну да, да! – отмахнулась Кейт, всей душой желая закрыть тему. – Давай поговорим о чем-нибудь другом.Но Джордан ушла в себя и, судя по всему, пыталась оживить в памяти то немногое, что осело там из ночного разговора.– Припоминаю что-то еще... о том, что ты чуть не разнесла что-то на кусочки... имеется в виду, чуть не провалила важное дело, да? Я в тот момент не могла думать ни о чем, кроме операции, и теперь очень сожалею. Или, может, ты снова взялась за свои опыты и чуть не взорвала дом? По-моему, ты уже должна была набраться кое-какого опыта... Постой, постой! Знаю! Ты учишься готовить. Ну, ясно. Как тогда у меня дома, когда я чуть не лишилась кухни.– Это был случайный недосмотр! Мелочь, не стоит даже упоминать.– Ради которой выезжала пожарная команда.– Слушай, это была не самая лучшая смена темы. Я вспомнила, что едва перекусила перед дорогой. Живот уже подводит от голода. Пойдем куда-нибудь или закажем на дом?Минут десять прошло в жарких спорах о том, что доставит больше удовольствия и меньше хлопот, и дело кончилось прогулкой к ближайшему бистро, где, по мнению Кейт, подавали лучшую в городе похлебку из морепродуктов.Однако ни одна из подруг не отдала должное густому вкусному вареву. Джордан как-то потухла, и при виде этого у Кейт пропал аппетит. Желудок у нее по-прежнему сводило, но уже от тревоги, и все тело отзывалось тупой ноющей болью, словно она вернулась с разгрузки вагонов. Однако это было все же лучше, чем острая боль в душе, с которой она уснула накануне. Ощутить нечто подобное означало бы снова удариться в слезы.Кейт решила разогнать как уныние Джордан, так и свое. Хотя бы сделать такую попытку.– Так ты хочешь знать, кого чуть не разнесло?Джордан перестала возить ложкой в остывшей похлебке и бледно улыбнулась.– Выкладывай.– Меня! Я не шучу. Могу дать пощупать шишку на затылке, она еще не прошла. И если бы ты пригляделась, то заметила бы под слоем макияжа синячише у меня на лбу. Я его замазывала чуть не полчаса!– Где, ты говоришь, у тебя шишка? Кейт показала.– Боже ты мой! А синяк я, между прочим, заметила.– И ничего не сказала?– А что говорить? Я думала, ты споткнулась и приложилась лбом. Это и само по себе неприятно, а если каждый начнет комментировать...– Это ты постоянно обо все спотыкаешься! Не приписывай мне своих достоинств.– Так, говоришь, был взрыв? Теракт?– Не знаю.– А точнее?– Как бы это объяснить? Думаю, лучше начать с самого начала. Как ты относишься к вандербра? Глава 9 Память у Кейт была избирательная. В ходе долгой болезни матери они с сестрами провели как будто целую жизнь в приемных покоях, комнатах ожидания, в предбанниках кабинетов, но, спроси кто-нибудь, она не сумела бы описать ни одного из этих помещений. Детали вроде рисунка на обоях, предметов мебели, цвета ковра просто не задерживались у нее в памяти – возможно, потому, что были типичными, стереотипными и неприветливыми для тех, кто вынужден был там находиться.Зато она отлично помнила людей, что входили в те помещения в ее присутствии, хотя и в них было нечто по большому счету одинаковое – чувство страха за себя или за близких. Люди уходили, а страх оставался, сгущался в воздухе, пропитывал стены и предметы и, как вирус, передавался тем, кто входил следующим.Тягучее и вялое больничное время. Живой и деятельный страх лечебницы. Отвратительная смесь того и другого.В памяти Кейт всплывали семьи, сбившиеся вместе маленьким испуганным стадом во взаимной бессознательной потребности в поддержке и утешении. Помнила молодого мужчину с двумя детьми, которых он судорожно прижимал к себе обеими руками, и с книжкой на коленях, которую механически им читал в ожидании, пока врачи вынесут приговор: будет их мать жить или умрет. Помнила и то, как, измученный неизвестностью, он не выдержал добрых новостей и разрыдался прямо в лицо улыбающемуся хирургу.Еще была престарелая женщина, сидевшая в сторонке, до тех пор пока в комнату ожидания не вошли и не устроились с ней рядом сестры Маккена. Должно быть, устав от молчания, она разговорилась о том, что ее мужу ставят биостимулятор и что случай настолько сложный, что нельзя гарантировать благополучный исход. За этим последовали истории из семейной жизни, о том, какой хороший и добрый человек ее муж. Одна переходила в другую, женщина говорила со все более лихорадочной поспешностью, словно пыталась заговорить судьбу. Никто не мог вставить слова, и у Кейт затрещала голова. Она попробовала отвлечься, воображая себе сверхмощные ушные затычки, и только это помогло выдерживать болтовню соседки с сочувственной улыбкой на губах.Ожидание само по себе не слишком приятно, а ждать в больнице – это что-то вроде испытания на прочность. День, когда Кейт проводила Джордан в операционное крыло, стал для нее как раз таким испытанием. Для начала возник какой-то срочный случай, и время операции передвинулось на десять часов, а между тем Джордан подготовили уже к половине седьмого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95