А без ненависти у нее не осталось щита. Не осталось оружия. Она оказалась одна в чистом поле, беззащитная и уязвимая.
Что сталось с ее гордостью?
Виола легла в постель, прижала к груди подушку и беззащитно свернулась клубочком. Конечно, гордость – очень хорошо, но это удел одиноких.
Если они с Джоном станут друзьями, она снова не устоит перед ним. И он это знает. Если они станут друзьями, пройдет совсем немного времени – и она снова поверит ему. Поверит в его чистосердечие, поверит в чувства, поверит, что когда-нибудь он сможет ее полюбить, а ведь он никогда никого не любил. Если она снова поверит в него, значит, вновь заскользит по наклонной и упадет прямо в его постель. И снова предложит ему свое сердце. А потом… помоги ей Боже, потому что, если он уйдет, это разобьет ее сердце на сотни мельчайших осколков.
Глава 14
Наутро Виола не спустилась к завтраку, и Джон решил отнести еду в ее спальню. Он пошел на кухню и, узнав, что Виола еще не завтракала, нагрузил два подноса ее любимыми блюдами и отнес в ее комнату.
Открыв дверь, он увидел, что Виола сидит в постели и читает письма, которые пришли с утренней почтой.
– Что ты делаешь? – удивилась она, когда он вошел в комнату в сопровождении двух горничных.
– А ты как думаешь? – улыбнулся Джон, жестом приказывая одной из горничных поставить поднос на прикроватную тумбочку.
Сам он взял второй поднос у другой горничной и показал девушкам на дверь.
– Я принес тебе завтрак в постель.
– Я не позволю врываться ко мне в комнату!
– Глупо говорить это, когда я уже ворвался, – резонно заметил он, когда за горничными закрылась дверь.
Сел на край кровати, поставил поднос на ее колени и налил чаю в две чашки.
– Кроме того, это мой дом.
Виола охнула и прижалась головой к резному ореховому изголовью.
– Сдаюсь, – простонала она. – Ты никогда не оставишь меня в покое.
– Теперь ты узрела свет истины, – пошутил он, отбирая у нее письма.
Швырнул на пол всю стопку и взял в руки горшочек с джемом и нож.
– Ежевичный джем, леди Хэммонд?
Она выглядела такой красивой в утреннем свете, с распустившейся косой и порозовевшими щеками, что у него перехватило дыхание.
Сквозь тонкий муслин рубашки просвечивала нежная грудь с темными сосками, и от одного этого вида в нем пробудилось желание. Она должна, должна как можно скорее оказаться в его постели, иначе затянувшееся целомудрие и одинокие ночи сведут его с ума! Он заставил себя поднять глаза. Она поняла, о чем он думает, и, став пунцовой, отвела взгляд. Неловко зашевелилась, и он едва не поддался порыву схватить ее в объятия. Он нужен ей, нужен! Боже, как он надеялся на это!
Но он не собирался дважды делать одну и ту же ошибку. Если он поспешит, она снова спрячется в свою раковину.
Джон перевел взгляд на поднос с едой, пытаясь не вспоминать, как выглядит Виола без ночной сорочки. Поддел ножом комочек джема, поставил горшочек и взял ломтик намазанного маслом тоста. Намазал джемом тост и поднес к ее губам. Она в нерешительности закусила губу и долго смотрела на тост, прежде чем со вздохом откусить кусочек. Обрадованный Джон намазал джемом другой ломтик. Для себя. Поставил на колени тарелку с беконом и яйцами и стал с аппетитом есть, наблюдая за Виолой из-под опущенных ресниц. Дожидаясь своего шанса.
Она снова откусила кусочек тоста, и Джон возблагодарил Господа за существование ежевичного джема. На конец он отложил вилку и подвинулся поближе к кровати. Виола застыла, не донеся тоста до губ, глядя на Джона широко открытыми глазами. Он подвинулся еще ближе.
– У тебя лицо измазано джемом.
Она отвернулась.
– Не нужно.
– Что именно? – пробормотал он. – Не нужно пытаться пробудить в тебе желание?
Он протянул руку, коснулся пятна джема в уголке ее рта и размазал сладость по губам. Джем был таким липким, ее рот – таким мягким…
– Прости, – дрогнувшим голосом продолжал он, – но я ничего не могу с собой поделать. Я хочу тебя… и хочу, чтобы ты ответила на мое желание. Хочу так, что, кажется, потерял разум. Поэтому стоял два часа под дождем, поэтому ездил с тобой по магазинам. Поэтому все время пытался поговорить с тобой. – Он глубоко вздохнул. – Именно поэтому я снял дом с пунцовой гостиной. Даже когда отношения между нами были хуже некуда, я лелеял тайную надежду, что когда-нибудь ты вернешься ко мне.
Ее нижняя губа задрожала под его пальцами.
– Я тебе не верю.
– Но когда-то ты хотела меня, Виола. Каждый день на завтрак. Неужели не помнишь? И нам было хорошо, правда? И весело вдвоем.
– Правда, – шепнула она, лаская губами его пальцы. И хотя поспешно сжала его запястье, все же не оттолкнула и не отвернулась. – Когда-то нам было хорошо и весело вдвоем.
Он осторожно отнял руку и погладил ее затылок. Липкий джем склеил пряди ее волос, но она не противилась. Он притянул ее к себе, так что их губы почти соприкасались.
– Знаешь, когда у нас все разладилось? Когда нам больше не стало весело и хорошо. Когда мы перестали делать то, что нам нравилось, и когда я не мог тебя рассмешить.
– Веселье и смех не всегда помогают.
– Знаю.
Он смотрел на ее измазанные джемом губы. Желание так терзало его, что он сдерживался из последних сил.
– Для этого годятся поцелуи.
– Для тебя все так просто? Так легко?
– Да. Думаю, это ты все усложняешь.
Он должен поцеловать Виолу. Хотя бы раз… а потом он оставит ее в покое.
Он коснулся губами уголка ее губ, ощущая вкус джема, и наслаждение оказалось таким огромным, а желание – таким непреодолимым, что лишь невероятным усилием воли он запретил себе отбросить поднос и придавить Виолу к перине. Он сидел не шевелясь, стараясь побороть сладостную боль во всем теле, жадно вдыхая запах фиалок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76