– Это зависит… от того, собираешься ли ты первым со мной мириться?
– Нет.
– Нет? – повторила она, отнимая руку. – И что это значит?
– Я не собираюсь мириться, – объявил он, поднимая подол ее амазонки. – В прошлый раз я это уже делал. Теперь твоя очередь мириться.
Иногда он был совершенно невыносим.
– Мы будем мириться по очереди?
Джон как ни в чем не бывало кивнул, продолжая поднимать подол все выше. Виола с притворным возмущением сделала вид, что одергивает юбку. Но Джон все же просунул руку под слои сукна и муслина.
– Я устал всегда мириться первым, – прошептал он, лаская ее ногу.
– Потому что это ты всегда не прав.
– Самомнение моей женщины не знает пределов! – Его пальцы скользнули вперед и принялись лениво описывать круги на бедре. – Терзаешь меня всю ночь, лежа рядом, и даже не пытаешься поцеловать и помириться, а потом заявляешь, что не сделала ничего плохого?
– Целую ночь, – пробормотала она и закрыла глаза.
Опять по телу разлилось это томительное тепло. Сладкая боль желания, которую он пробуждал своими ласками…
Она сдавалась. И с самого начала знала, что придется сдаться.
– Как ты, должно быть, страдал!
– Больше, чем ты можешь представить. И при этом вел себя безупречно. – Он погладил родинку на ее бедре. – Я жду, Виола. Скажи, что просишь прощения за то, что так бесчеловечно меня мучила!
Виола опустила ресницы, покачала головой и засмеялась:
– А я не попрошу прощения!..
Рука Джона оказалась между ее бедер, и смех тут же оборвался. Виола с тихим стоном выгнула спину. Его пальцы коснулись завитков между ног. Совсем легко. Только чтобы подразнить.
– Скажи, что хочешь помириться, – настаивал он, начиная ласкать то самое чувствительное местечко.
– Не скажу, – выдохнула она, все быстрее двигая бедрами.
– Скажи! – твердил он, не отнимая руки, пока ее не охватило лихорадочное возбуждение.
– Ни за что!
– Прекрасно!
Он отодвинулся и лег на спину.
– О, как ты любишь меня дразнить! – со смехом выкрикнула она, нагибаясь над ним. – Это ты должен извиняться за то, что устроил мне такую пытку! – Она замолчала и провела ладонью по его груди и плоскому животу. – И я страшно отомщу.
Ее рука легла на его чресла. На восставшую плоть. Джон задохнулся, когда она начала расстегивать его брюки. Застонал, когда она взяла его и стала гладить.
Она не теряла времени. Он научил ее этому девять лет назад, и она хорошо запомнила уроки. И сейчас стала ласкать его, пока он не вскинул бедра. Тогда она ослабила хватку, легко проводя пальцем по всей длине его тяжелого стержня вверх и вниз, вверх и вниз, зная, что он изнемогает от сладкой муки. Приблизила губы к его налитой плоти настолько, чтобы он ощутил ее дыхание, и поцеловала самый кончик. Его рука коснулась ее волос, словно он пытался продлить наслаждение. Но она отстранилась и села. Слишком поспешно…
– Ладно, – сдался он, тяжело дыша, – ты победила. Скажу первым. Давай мириться.
И тогда она оседлала его, открылась для него, впустила его в себя. И ощутила, как он подался вперед, вошел в нее глубоко и сильно. Снова и снова. Она смотрела на его лицо, пока он изливался в нее, и чувствовала радость, словно это он дал ей наслаждение.
Джон громко выкрикнул ее имя и затих.
Она наклонилась и поцеловала его.
– Провела тебя. Заставила сказать это первым.
– Провела, – согласился он, открыл глаза и улыбнулся улыбкой, от которой замирало сердце. Откинул ее волосы и погладил по щеке. – От всей души надеюсь, что ты снова намереваешься провести меня сегодня вечером.
Глава 18
Джон, не теряя времени, дал понять слугам Хэммонд-Парка, что, когда те приносят завтрак, простого царапанья у двери явно недостаточно и следует оставить поднос в коридоре. Пока поднос не окажется пустым, никто не имеет права входить в хозяйскую спальню, при условии, разумеется, что в доме не начался пожар.
Весь июнь они с Виолой почти каждое утро вместе завтракали в постели.
Он постоянно обыгрывал ее в шахматы, но, стараясь загладить вину, проигрывал в пикет. Исполнил свое желание и научил Виолу плавать. Голой. При лунном свете.
Они устроили праздник и пригласили всех соседей. Давали званые ужины для местного дворянства. Затевали скачки в холмах, и он затаив дыхание наблюдал, как летят по ветру золотистые волосы. Джон тратил уйму денег на новые шляпки для Виолы, но ему было все равно.
Июнь сменился июлем. Медленно-медленно пустота в душе Джона, пустота, о существовании которой он не знал до той ночи, проведенной на дожде у ворот парка Гросвенор-сквер, уступала место душевному покою, которого он так жаждал и по которому так тосковал. Война между ними, длившаяся долгих девять лет, казалось, навсегда закончилась, и Джон постепенно стал забывать о том времени, когда Виола не спала рядом с ним в одной постели.
Они часто ссорились. Обычно потому, что она вечно желала поговорить по душам, а Джон всячески старался этого избегать. Но потом они неизменно мирились, и эта часть нравилась ему больше всего. И сколько бы они ни ругались, Джону в голову не приходило ночевать на раскладной кровати в гардеробной.
Он любил дразнить ее, потому что она всегда попадалась на удочку. Когда Виола спросила, нельзя ли пригласить на вечеринку Дилана с Грейс и Энтони с Дафной, он немедленно принял неприступный вид.
– Нет.
Она взглянула на него поверх подноса с завтраком. Такая прелестная… глаза удивленно раскрыты, волосы разметались по белоснежной подушке.
– Почему нет?
– Твой брат ненавидит меня.
– Вовсе нет.
Джон впился зубами в ломтик бекона.
– Он с радостью отсек бы мне голову, если бы мог уклониться от наказания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76