Он должен иметь сына, иначе придется смотреть, как все, что он сумел спасти, пойдет прахом. Ему и Виоле придется найти способ примириться и вновь обнаружить огонь желания, который так ярко горел между ними в самом начале. Пусть это продлится недолго, иначе они, возможно, попросту уничтожат друг друга, но ровно столько, сколько понадобится, чтобы на свет появился его сын.
– Перси всегда любил Шекспира. Спасибо.
Тихий голос подошедшей Констанс вернул его к действительности.
Джон слегка приподнял голову, глядя на черную фланелевую юбку вдовы Перси, отделанную косичкой черного шелка. Траурные одежды.
Горячие тиски с новой силой сдавили грудь, и он отвернулся, стараясь взять себя в руки.
– Помню, как в школе его прозвали Совой, – пробормотал он. – Перси не поднимал головы от книги, поэтому испортил зрение. Пришлось надеть очки.
– Мальчишки безжалостно издевались над ним. Он рассказывал, как трое негодников утащили его очки и разбили. Говорил, что ты набросился на них с кулаками. Тогда ты вспылил единственный раз в жизни.
– Поверь, Перси немедленно побежал за мной, и вместе мы измочалили эту троицу. Нас едва за это не исключили. Его по-прежнему дразнили Совой, но больше никогда не разбивали очков.
Констанс опустилась на траву рядом с Джоном.
– А как прозвали тебя?
Он повернулся и посмотрел на женщину, которую они с Перси знали с самого детства. На девочку, в которую оба влюбились в то лето, когда обойм исполнилось тринадцать лет. Констанс стала первой девушкой, которую Джон поцеловал. Это о ней он писал худшие на свете стихи. Видел эротические сны. И отошел в сторону, когда в ту осень, почти десять лет назад, она вышла замуж за Перси. Он делал вид, будто это его не трогает. Но сколько было выпито, сколько ночей проведено без сна! Сколько хорошеньких женщин перебывало в его постели! И все это не слишком помогало забыть Констанс.
Он смотрел в серые глаза и залитое слезами лицо своей первой любви и видел отраженную в них собственную скорбь. И все же знал, что ей еще тяжелее, ибо она потеряла и мужа, и сына. Поэтому он сосредоточился на самой банальной теме, которая помогла бы обоим не раскиснуть окончательно.
– Меня прозвали Мильтоном.
– Верно. Я и забыла.
Она вытащила шляпную булавку и откинула на спину черную соломенную шляпку. Солнце играло в ее темных рыжевато-каштановых волосах, придавая им сходство с полированным красным деревом.
– Почему Мильтон? Оно совершенно тебе не идет.
Он снова заставил себя вспомнить старые прозвища, данные соучениками в Харроу. Так легче и безопаснее.
– Ошибаешься, оно мне очень подходит! Неужели Перси ни разу не говорил, почему меня прозвали Мильтоном?
– Как ни странно, нет. – Помолчав, Констанс добавила: – Удивительно, как мало ты знаешь о жизни собственного мужа. Я считала, что за десять лет брака узнала о муже все. Но, как выяснилось, ошибалась. За последние несколько дней так много людей рассказывали мне самые необычные истории о Перси. Кое-что я знала, конечно, но в основном… никогда не слышала. Так много историй…
Голос ее прервался, и на ресницах повисли слезы.
– Конни, не плачь, – потребовал он прерывистым шепотом. – Ради всего святого, не плачь.
Она отвернулась, стараясь сохранять самообладание. Ради Джона. Потому что знала, как сильно он ненавидит слезы. Помедлив, она снова повернулась к нему, улыбаясь дрожащими губами:
– Итак, ты собираешься рассказать, каким образом приобрел столь славное прозвище?
– В свой первый день в Харроу я, разумеется, попал в беду, и мистер Джонсон сказал, что если я буду продолжать в том же духе, то никогда не попаду на небо. Я ответил, что это не важно, поскольку намерен править в аду.
– Это вполне в твоем духе, – засмеялась она сквозь слезы. – Ты всегда все делал по-своему.
В голове молниеносно промелькнули все девять лет его брака. Не так уж хорошо он правил в собственном аду!
– Да, и, возможно, зашел слишком далеко, – признался он. – С твоей стороны было весьма разумно выбрать Перси, а не меня.
– Ничего разумного. Ты был сыном виконта и, следовательно, куда более выгодной для меня партией. Я была дочерью богатого торговца, девушкой с богатым приданым и незнатным происхождением. Нет-нет, я выбрала Перси, потому что он так отчаянно меня любил.
– Я тоже любил тебя, – грустно усмехнулся Хэм-монд, – но мне это не помогло.
– Да, но сделал предложение он.
Констанс снова улыбнулась сквозь слезы.
– Кроме того, ты никогда не любил меня, Джон. То есть не любил по-настоящему.
Джон ошеломленно смотрел на нее, не веря собственным ушам.
– О чем ты? Знала бы ты, что творилось со мной, когда я той осенью вернулся из Европы и узнал, что Перси похитил твое сердце. Не помню, как я пережил вашу свадьбу.
– Вздор, – покачала головой Констанс. – Всему причиной твоя гордость. Ты не любил меня настолько, чтобы подумать о браке. Флиртовал со мной, старался очаровать, помнил мои дни рождения. Каждую неделю писал письма из колледжа, дарил любимые цветы, говорил изящные комплименты. Был не прочь сорвать поцелуй под прикрытием живой изгороди, шептал на ухо непристойности. Но ни разу не сделал того, что делает истинно влюбленный.
– Что именно?
– Никогда не творил глупостей ради меня.
Джои недоуменно заморгал, пытаясь понять, что имеет в виду Констанс.
– Ну… – протянул он, наконец, – я писал тебе скверные стихи. Неужели это не считается?
– Стихи? – изумленно переспросила она. – Когда?
– В Кембридже. Я тебе так и не показал ни одного.
– Совершенно верно. Именно об этом я и говорила. Прочитай ты мне хотя бы одно, все могло бы сложиться иначе, потому что я была безумно в тебя влюблена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76