— Хотя… может, и не стоит об этом жалеть?»
— Кто такая миссис Олдэм? — сквозь зубы спросил Себастьян.
— Она была поварихой до приезда месье Жодле. Теперь она стала чем-то вроде помощницы.
— Чем-то вроде помощницы? Бедняжка! Жодле — сущий дьявол; она должна быть святой, если все еще остается здесь.
Рэйчел ничего не ответила.
— Вы наверняка считаете меня неблагодарной скотиной: ведь я не знаю своих слуг даже по именам.
— Что вы, конечно, нет.
— Не надо лгать. Я ни разу не слышал о миссис Олдэм; я вряд ли узнал бы ее, даже если бы столкнулся с ней нос к носу. Так не должен вести себя добропорядочный сельский сквайр. По правде говоря, это просто чудовищно.
Рэйчел упорно не поднимала глаз, хмурясь над узлом, который пыталась завязать у него на животе. Он наклонил голову, игриво принимая различные положения, чтобы поймать ее взгляд.
— Ну же, согласитесь со мной. Я уверен, что вы именно так и думаете. Разве нет? Лорд д'Обрэ — высокомерный, развращенный, бессовестный дармоед, не знающий, что ему делать со своими деньгами и досугом. Вы не хотите это признать? Что ж, я вас не виню. Кто знает, какие последствия вас ожидают?
Себастьян вздохнул и тут же поморщился: глубокий вдох причинил ему боль.
— Я закончила, — объявила Рэйчел. — Вам надо прилечь.
— Только если вы ляжете со мной. — А может, он все-таки пьян? Легкая улыбка появилась у него на губах, но трудно было сказать, шутит он или нет. Сделав вид, что ничего не слышала, Рэйчел принялась застирывать в раковине окровавленное полотенце.
— Оставьте это, — приказал Себастьян. — Подите сюда, Рэйчел, помогите мне добраться до постели.
Он протянул руку, и ей ничего иного не осталось, как подойти и позволить ему обнять себя за плечи. В боку у него была полузажившая рана, но ее состояние не внушало опасений, а новых повреждений после падения с лестницы она не заметила. Он мог бы и сам, без посторонней помощи, пройти двадцать с чем-то шагов из ванной до кровати. Но Рэйчел не стала перечить. Взяв лампу, она медленно повела его, поддерживая под руку, в спальню, позволяя опираться на себя, а когда они достигли кровати, откинула край покрывала, старательно пытаясь показать, что вид прохладных кремовых простыней ни о чем ей не напоминает.
Ее ничуть не удивило, что он удержал ее руку, когда она собралась уходить.
— Не уходите. — Как ни странно, это прозвучало скорее как просьба, а не как приказ, — Останьтесь. Поговорите со мной немного.
— Вам бы следовало уснуть.
— Следовало бы, но я не хочу, чтобы вы уходили. Не оставляйте меня одного. — Себастьян опустил взгляд на ее руку, покоящуюся в его руках. — Знаю, нечестно просить вас об этом, но… сделайте мне такое одолжение. Не уходите.
— Ну хорошо, — уступила Рэйчел. — Я немного посижу с вами.
— Спасибо.
Он поднес ее руку к лицу и прижался к ней губами. И опять его нежность смутила ее.
— Вы ляжете со мной, Рэйчел?
— Что?!
— Больше ничего. Я прошу вас только лечь. Я вас пальцем не трону. Мне надо вам что-то сказать.
Она отрицательно покачала головой.
— Я вас очень прошу, — принялся упрашивать Себастьян. — Мне необходимо лечь, но я не хочу лежать один в постели, пока вы будете сидеть в кресле. — Он послал ей трогательную улыбку. — Я так слаб, вы же понимаете. Громко говорить я не могу. Если начну кричать, у меня рана может открыться. — Себастьян вовсю использовал ситуацию.
Рэйчел отвернулась.
— Когда это кончится? Неужели вам… мало?
— Что вы хотите сказать? — Себастьян коснулся ее щеки и заставил взглянуть на себя.
— Не надо печалиться. Все переменится, клянусь вам. Все будет уже не так, как прежде. Вы в это не верите, вы боитесь мне доверять, и поэтому мне придется еще раз воспользоваться вашим беспомощным положением. Чтобы убедить вас.
— Я вас не понимаю, — растерянно прошептала Рэйчел.
— Знаю. Ложитесь, прошу вас.
Она уступила. Склонность к самообману была ей несвойственна, поэтому она не стала уверять себя, что подчиняется, потому что у нее нет выбора, что ее покорность является еще одним «условием найма». Правда состояла в том, что не его одного в эту минуту тяготило одиночество. Рэйчел тоже нуждалась в человеческом участии и тепле, но злая ирония заключалась в том, что искать утешения она могла только у того, кто был виновником ее нынешнего отчаянного положения.
Сложившуюся ситуацию нельзя было назвать такой уж редкостью; нечто подобное ей приходилось видеть и в Дартмуре. Заключенные так отчаянно искали поддержки и сочувствия, что привязывались к своим тюремщикам и уже не могли без них обходиться. Считать ли это извращением? Уходом от действительности? В конце концов, это не имело значения. Все равно злейшим врагом оставалось одиночество. Все остальное меркло в сравнении с ним.
Рэйчел помогла Себастьяну снять башмаки и сбросила свою обувь. Они устроились на постели полусидя-полулежа, подложив под спину подушки. В ту самую минуту, как ей пришла в голову мысль, что странно лежать в одной постели, не касаясь друг друга, он взял ее руку и прижал ладонью к своему колену, для надежности положив сверху свою руку. Еще удивительнее было то (они ведь враги, не так ли?), что этот интимный жест ее ничуть не встревожил. Все права на девичью застенчивость она утратила давным-давно, сразу после окончания школы. Но можно ли считать Себастьяна врагом? Почему ей иногда кажется, что он ее единственный союзник?
— Салли мне не друг, — серьезно заговорил Себастьян. — У меня полно никчемных и беспутных друзей, но Салли в их число не входит. Наши дороги частенько пересекаются и в Лондоне, и в других местах, потому что оба мы ведем праздную и бесцельную жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126