Он остановился у седла, держа Кассандру на руках. Их рассерженные лица почти соприкасались.
– Убери от меня руки, Риордан. У меня крапивница начинается от одного твоего прикосновения! Он злобно ухмыльнулся.
– Вот это хорошо, Касс, тебе надо к этому привыкать. Очень скоро за тебя возьмется Уэйд. Он будет тебя лапать своими мягкими белыми руками, и вот тогда у тебя начнется чесотка!
– Да он в тысячу раз лучше тебя!
– Правда? Давай посмотрим.
Кассандра отклонилась назад, сколько могла, но он прижал ее к лошади; ее голова уперлась в седло, дальше деваться было некуда. Он целовал ее глубоко и долго, со всем искусством, которому научился за долгие годы обольщения женщин. Гнев служил ей щитом, но протянись эта сладкая пытка хоть на полсекунды дольше, ее защита рухнула бы. Она это знала. Когда он наконец отстранился, она вытерла губы тыльной стороной ладони, отвернулась и сплюнула на землю.
Лицо Риордана застыло, ни дать ни взять вырезанный из камня барельеф, и Кассандра ощутила дрожь страха. На мгновение бешенство поглотило его целиком, и он обрадовался этому: легче было выносить чистое, обжигающее, ярко-красное пламя гнева, чем поднявшуюся прямо к горлу мучительную тошноту разочарования.
– Какую ногу? – прохрипел он сквозь зубы.
– Что?
– Какую ногу ты повредила?
– Правую.
Его глаза казались сверкающими синими озерами враждебности. На какой-то безумный момент ей показалось, что он сейчас бросит ее на землю и начнет топтать ее больную ногу.
– В седле держаться сможешь?
Кассандра кивнула. Риордан понял, что она его боится, и ощутил мстительное удовлетворение: какая-то темная часть его души желала напугать ее, раз уж не удалось соблазнить. Но ему сразу же стало стыдно.
Она собралась с силами.
– Никогда больше ко мне прикасайся, понял? Никогда! Только посмей, и я больше не стану помогать вам с Куинном.
Шея и плечи у нее дрожали от усилия держаться прямо и не повиснуть на нем. Ему хотелось сказать, что такой уговор его устраивает, что лучшего и желать нельзя. Его губы презрительно скривились.
– Я буду к тебе прикасаться, когда захочу и сколько захочу, Касс. А знаешь почему? – Опять он окинул ее оскорбительно оценивающим взглядом. – Потому что тебе за это заплатили.
Кровь отхлынула от ее лица, тело окостенело у него на руках, словно лишившись живой плоти. Риордана окатила горькая волна раскаяния. В глубине души он отлично понимал, что наказывает ее только за то, что она его оттолкнула. Непростительный грех, что и говорить.
Безмолвно, едва удерживаясь от слез, Кассандра позволила ему усадить себя на лошадь, просунуть левую ногу в стремя и перекинуть правую через луку седла. Она больше ничего не чувствовала, кроме онемения и смертельной усталости. Риордан сухо осведомился, не больно ли ей, она ответила, что не больно. Он вскочил на своего жеребца, и они медленным шагом тронулись к выходу из парка. Ни он, ни она не проронили ни слова, но оба думали о том, каково будет прожить жизнь, если он больше ни разу к ней не прикоснется.
Кассандра смотрела, как мимо окон кареты проплывают окутанные туманом уличные фонари. Они встречались все реже по мере того, как экипаж продвигался на восток. В конце концов ехать пришлось почти в полной темноте. Локоть Уэйда был плотно прижат к ее локтю. Ей не нравилась такая близость: только усилием воли она заставляла себя сидеть спокойно, не напрягаясь и не отшатываясь от него.
* * *
Вечер прошел успешно. Они пообедали в его клубе, потом в течение часа прогулялись по Оксфорд-стрит , и наконец он подозвал наемный экипаж, чтобы отвезти ее домой. Кассандра с удовлетворением сознавала, что может поздравить себя с победой. Ей удалось убедить Уэйда в своей враждебности к англичанам и в озлобленности на страну из-за казни отца.
Она преуспела и в другом: дала ему понять, что находит его неотразимо привлекательным и ненавидит Филиппа Риордана. Эта двойная ложь показалась ей самой не правдоподобной из всего, что она собиралась ему сказать. Но, к счастью, слова о том, что ей приходится терпеть общество богатого джентльмена, к которому она не питает никаких иных чувств, кроме презрения, совершенно не удивили Уэйда; он просто принял их к сведению.
Кассандра опасалась, что он, не сходя с места, предложит ей свое собственное покровительство. Она не знала, как отвечать, если бы он это сделал. Какой предлог ей придумать после того, как она только что самыми яркими красками расписала, насколько Риордан ей противен? Сказать, что он богаче? Но Уэйд не сделал встречного предложения, и теперь она с огромным облегчением чувствовала себя вне опасности.
– Кассандра, – проговорил он, нарушив краткое молчание. – О чем вы задумались?
Теперь она понимала, что имел в виду Риордан, описывая его медленную и томную манеру двигаться. Плавные жесты Уэйда уже начали действовать ей на нервы. При звуках его голоса, сладкого и тягучего, как патока, вытекающая из кувшина, у нее возникало неудержимое желание перевернуть этот кувшин и встряхнуть его хорошенько, чтобы текло побыстрее.
– Я думала о своем отце, – ответила она наобум, стараясь, чтобы ее голос звучал грустно. – Я так сильно тоскую по нему.
Уэйд, казалось, заколебался.
– Я его знал.
Встретив ее вопросительный взгляд, он торопливо пояснил:
– Немного. Он был хорошим человеком, Кассандра. Вам совершенно нечего стыдиться.
– О, Колин, я это знаю.
– По правде говоря, – продолжал он через минуту, – я был одним из немногих, кто продолжал поддерживать его после ареста.
– Публично? – не удержавшись, спросила Кассандра.
– Нет-нет, это было невозможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148