Содержанкой?
Тетушка снисходительно рассмеялась в ответ.
– Ну… можно сказать и так.
Недоверчиво покачав головой, Кассандра брякнула первое, что пришло на ум:
– Заводить любовников я предоставляю вам.
Удар наотмашь по лицу оглушил ее не так сильно, как мелькнувшее в глазах тетки и почти мгновенно пропавшее выражение лютой ненависти. Обе заговорили одновременно, чуть не плача и принося друг другу самые прочувствованные извинения, но той роковой доли секунды оказалось довольно, чтобы окончательно убедить Кассандру в том, о чем она давно уже догадывалась: тетя Бесс ее терпеть не может.
Неприятное открытие принесло с собой ощущение глубокой усталости. На возмущение у нее просто не хватило сил. А следом пришла еще одна печальная догадка: отвращение, которое питала к ней леди Синклер, вызвано ревностью. И все из-за того, что мужчины с некоторых пор стали обращать больше внимания на племянницу, чем на тетку.
Чужими глазами, словно со стороны, Кассандра оглядела гладкую белую кожу тетушки, ее пышнотелую фигуру и рыжевато-золотистые волосы. Они были по-прежнему густы, но их уже приходилось подкрашивать хной. Да, ее красота увядала, а сварливое выражение, то и дело невольно появлявшееся на лице, портило некогда нежные и тонкие черты. Трагедия тети Бесс, догадалась Кассандра, состояла в том, что у нее ничего не было за душой кроме приятной наружности. Теряя внешность, она теряла все. А годы делали эту потерю неизбежной. Обе женщины встали, держась за руки.
– Я желаю тебе только добра, Кассандра, поверь мне, это правда. Я хочу видеть тебя счастливой, больше мне ничего не нужно.
– Я знаю, тетя Бесс.
Она чувствовала себя слишком усталой, чтобы выслушивать, а уж тем более оспаривать столь явную галиматью.
– Не будь я уверена, что брак с Эдуардом Фрейном принесет тебе счастье, я не стала бы тебя уговаривать. Он завтра зайдет опять, я в этом не сомневаюсь, и тебе самой решать, какой ответ ты ему дашь. Но обещай мне хотя бы, что ты его выслушаешь.
– Да, конечно.
– И ты обдумаешь наш сегодняшний разговор?
– О чем же мне еще остается думать!
– Вот и умница.
Тетка торопливо обняла племянницу и чмокнула ее в лоб.
Поднимаясь наверх к себе в спальню, Кассандра вдруг подумала, что в этот вечер (если не считать такого пустяка, как пощечина) тетя Бесс выказала ей больше нежности, чем за все двенадцать лет, что племянница находилась под ее опекой. И чем ближе час окончательного расставания, тем она будет становиться добрее и терпимее. Только не надо тянуть время.
– Моя тетя уже встала, Клара?
– Да, мисс, и уже отправилась делать утренние визиты. А сэр Фредди все еще в постели, так что вы можете тихо и мирно попить тут чайку, никто вас не потревожит.
Кассандра довольно улыбнулась, оценив шутку по достоинству. Они с Кларой отлично ладили, ей очень нравилась эта маленькая служаночка (не в последнюю очередь, вероятно, потому, что умела доводить тетю Бесс до белого каления).
– Я жду посетителя, Клара. Возможно, он придет прямо с утра. Проведи его наверх, в малую гостиную.
– Да, мисс. Это, наверно, мистер Фрейн?
Густые брови Клары поднялись, а губки надулись в недовольной гримаске.
Кассандра тоже удивленно подняла брови.
– Полагаю, что да, хотя тебя это совершенно не касается. А теперь оставь меня и дай мне спокойно просмотреть газету.
Клара фыркнула и вышла из комнаты.
Отпивая мелкими глоточками горячий чай, Кассандра попыталась сосредоточиться на страницах «Дейли эдвертайзер». После еще одной ночи, проведенной без сна, в висках стучала тупая боль. В комнате, несмотря на разгар лета, было холодно. И все-таки она ни за что не променяла бы это сырое и хмурое английское утро на весь теплый парижский июнь. Годы, проведенные во Франции, всегда представлялись ей изгнанием, но теперь они были позади: Кассандра вернулась домой.
Детство в Суррее (всего шесть лет, пока еще была жива ее мать) запомнилось маленькой Касс как счастливейшее время ее жизни. Позднее, когда ее постоянным спутником стало одиночество, когда она привыкла к мысли о том, что все ее бросили, и отказалась от бесплодных попыток понять, чем заслужила свою горькую долю, счастье все еще казалось ей возможным, но только при условии, что она вернется в Англию. И лишь одного она никак не могла ни предвидеть, ни даже вообразить: что возвращаться домой ей придется по случаю ареста, суда и публичной казни отца.
Она встала и, захватив чашку с чаем, подошла к окну. Горечь обиды от того, что перед смертью отец не захотел ее видеть и – сколько она ни умоляла его об этом в письмах – не позволил ей прийти к нему на свидание в Нью-гейт, все еще не покидала ее. Казалось, что, продержав дочь вдали от себя целых двенадцать лет, он изгоняет ее из своей жизни даже в эти последние недели.
Кассандра каждый день писала ему письма в тюрьму – многостраничные послания, полные любви и печали. Он ни разу не ответил. Гнев и обида, смешанные со страшными подозрениями, терзали ее душу, и так продолжалось день за днем, до бесконечности. И лишь в самый последний день от него пришла записка. У нее едва сердце не разорвалось при виде знакомых каракулей.
"Моя дорогая Кассандра!
Итак, мне не удалось сорвать банк, ставок больше нет, а на кону стояло все, и теперь приходится платить по счету сполна. Прости мне эту дурацкую манеру выражаться, девочка моя, но почему-то на ум приходят только карточные термины. Говорят, как жизнь прожил, так и умрешь. Я постараюсь прихватить с собой на эшафот то, что сорок четыре года считал бесшабашной смелостью, хотя многие назовут это дешевой бравадой. А что это такое на самом деле, теперь уже не имеет значения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148