Возмущенная Сидни осторожно подошла к Майклу, не обращая внимания на воду, текущую ручьями с оставшейся на ней одежды. Она робко коснулась мокрой рубашки, прилипшей к его спине.
– С вами все в порядке? Он повернулся к ней, и Сидни в ужасе отшатнулась, увидев его лицо.
– О, мой бог! – прошептала она. – Простите, простите меня, мне очень жаль. Это было глупо… Я знала заранее… и все-таки пошла на это. Майкл, подождите…
Он не желал слушать. Не оглядываясь, он пошел прочь в направлении своего пристанища. После секундного замешательства 0'Фэллон последовал за ним. Чарльз, заботливый, как всегда, набросил свой сюртук ей на плечи.
– Как ты его назвала? – спросил он с любопытством.
Они оба провожали взглядом Найденыша, пока он брел по песку и наконец скрылся за деревьями.
– Майкл, – ответила подавленная и несчастная Сидни. – Это его имя.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
– Вы хотите сказать, что собираетесь продолжать эти эксперименты? – спросила Сидни, изумленно уставившись на отца. – Хотя теперь вам известно, что он умеет говорить? Он знает свое имя! Отец, я сама это слышала!
Чувствуя себя загнанным в угол, профессор Винтер прибегнул к своей излюбленной тактике: начал выражаться еще более туманно, чем обычно.
– Ничего подобного я не говорю, – пробормотал он, вобрав голову в плечи, как черепаха, и всеми силами стремясь исчезнуть под столом. – Вообще ничего не говорю. Вообще молчу, – добавил он еле слышно.
Чарльз повел себя более откровенно.
– Ты сама не знаешь, что ты слышала, Сидни. Он что-то такое сказал…
– «Майкл». Я слышала, как он сказал «Майкл».
– Ну допустим. Если он это сказал и если его действительно так зовут, что это доказывает? Ровным счетом ничего.
Заслышав эти слова, ее отец приободрился, подняв голову и кивнул.
– Это лишь означает, – самоуверенно продолжал Чарльз, – что он вспомнил свое имя. В твоих глазах это выглядит так, будто он, по крайней мере, выпускник Гарвардского университета.
Ее отец усмехнулся шутке. Ослепленная гневом, Сидни совсем позабыла о сдержанности.
– Вы же ученые – вам полагается быть объективными. Как вы можете игнорировать то, что происходило прямо у вас на глазах на протяжении нескольких недель? Особенно вы, отец. Ведь вы уже знали, во всяком случае предполагали, в чем дело. Вы писали об этом в своих заметках!
– Предполагал – возможно, но это было всего лишь…
– Нет, вы об этом писали, неужели вы не помните? «Судя по его манере держаться, он мог бы заговорить, если бы захотел». И вы удивлялись, почему у него с собой постоянно эта книга. Неужели вы не видите, что это значит? Он все понимает!
– Вздор!
– Ну пусть не все, – торопливо уступила Сидни. – Но он не «научная загадка», свалившаяся вам в руки, он человек! Как вы можете продолжать экспериментировать с ним, словно он лабораторное животное? Чарльз, стоявший позади кресла, в котором сидел ее отец (точь-в-точь как сын на семейной фотографии; не хватало только ладони, опущенной любовным жестом на плечо дорогого папаши), обогнул стол и подошел к ней. После происшествия на озере Сидни успела переодеться, но волосы у нее все еще были мокрые, она продолжала машинально сжимать в руках влажное полотенце.
–Ты расстроена, – сочувственно заметил Чарльз. – Ты пережила шок. То, что сегодня произошло, – ужасно и ты еще не оправилась от потрясения.
Ее отец за спиной у Чарльза что-то одобрительно хмыкнул.
– Никто не причинит ему вреда, Сидни. Ты ведь это понимаешь, не правда ли? Мы действительно ученые, а не какие-нибудь там безумцы или злодеи!
Сидни улыбнулась и тут же сама возненавидела себя за эту улыбку. Может, у нее и вправду начинается истерика? Рассудительный голос Чарльза, его мягкое прикосновение к ее руке вызывали у нее попеременно то желание истерически рассмеяться, то заорать на него, но в конце концов раздражение, вызванное его снисходительным тоном, вытеснило другие чувства.
– Не кажется ли вам, что следует по крайней мере пересмотреть полученные данные? Его больше нельзя рассматривать как объект под наименованием Человек с Онтарио, так ведь?
– Гм… мы не можем быть твердо уверены. Еще рано делать прогнозы.
Он потянулся за своей трубкой, и Сидни поняла, что проиграла. Ее отец мог запросто потратить добрых пять минут на то, чтобы отыскать кисет, набить трубку табаком, найти спички, раскурить трубку, дать ей погаснуть, вновь раскурить и так до бесконечности. И все только для того, чтобы избежать обсуждения вопроса, который был ему не по душе.
– Конечно, нам придется многое пересмотреть, – ответил за него Чарльз. – Очень может статься, что он действительно больше не представляет интереса для антропологии в качестве «научной загадки», как ты говоришь, то есть в качестве объекта, на примере которого мы могли бы проанализировать проявление признаков цивилизованности в строго изолированной экспериментальной среде. Но его ценность для нас как специалистов по биологической этике отнюдь не исчерпана. Мы по-прежнему можем наблюдать его как.. образчик, вольно выражаясь, «первозданного человека», все еще относительно не затронутого развращающим влиянием человеческого общества, – это с одной стороны. Можно взглянуть на него и с другой: как на дикаря, лишенного благ цивилизации. Все зависит от точки зрения наблюдателя.
– Чарльз, а как насчет его ценности в качестве человека? Как насчет него самого? Он не «образчик», Чарльз, он человеческое существо. Он не твоя собственность и не собственность университета. Разве у него нет никаких прав? Может быть, у него где-то есть родители? Почему никто не пытается узнать, откуда он родом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126