Таковы были ее доводы; на самом же деле ей не хотелось брать верного домоправителя с собой, потому что это было слишком опасно. Иннес и без того уже рисковал жизнью, спасая совершенно незнакомого ему человека только потому, что она его об этом попросила. Если им повезет, их будут искать на Гебридах: лейтенант Уилер согласно договоренности должен был заявить, что – как следовало из подслушанного им разговора – беглецы направляются именно туда. Однако на слово подобного человека никак нельзя было полагаться всерьез. Если их поймают, то скорее всего повесят на месте. Кэтрин готова была рискнуть собственной головой, но не хотела подвергать опасности верного друга. Поэтому она в последний раз обняла Иннеса на берегу и простилась с ним навек. Оба не удержались от слез, Кэтрин ощутила жгучий прилив любви к прямому и честному старому горцу, верой и правдой служившему ей на протяжении всей жизни. Он был последним звеном, связывающим ее с семьей и с родным домом. Единственным утешением в минуту расставания ей послужила вера в существовавшую между ними особую духовную связь, неподвластную времени и расстоянию.
На вторую ночь в открытом море Кэтрин, напоив Бэрка водой, присела на шатком трехногом табурете у его изголовья и устало оперлась спиной о переборку каюты. Она понимала, что ей следует прилечь на койке у противоположного борта и попытаться уснуть, но не могла себя заставить расстаться с ним. Ей хотелось быть все время рядом, прикасаться к нему. Накануне она его вымыла и обработала раны, а потом туго перебинтовала ему ребра, приходя в ужас от чудовищных надругательств, которым подверглось его тело. Вспыхнувшая в ее душе исступленная ненависть к палачам, сотворившим такое немыслимое зверство, пришлась как нельзя кстати: только благодаря ей Кэтрин не упала в обморок в первую же минуту при виде некоторых повреждений. В наихудшем состоянии оказались рваные раны на шее (они были самыми свежими), но ее встревожила и припухлость на правой половине живота. Бэрк был беспокоен и метался в лихорадке, да к тому же так слаб, что едва мог глотать крепкий мясной бульон, который она вливала в него буквально по ложке, пользуясь малейшей возможностью.
Протянув руку к его сильно отросшим волосам, Кэтрин принялась легонько массировать кожу головы. При этом глаза у нее невольно закрылись. Она была измучена, а шум моря и легкое покачивание судна успокаивали, навевая сонливость, но мысленным взором она по-прежнему видела убийственную ярость в его глазах, когда он двинулся к ней, вытянув вперед руки, и придушенным голосом прохрипел: «Ты!», словно посылая ей вечное проклятие. Как непохоже было это путешествие на то, что рисовалось ей в мечтах все последние недели! В своих фантазиях Кэтрин видела, как они вдвоем стоят рука об руку на палубе некоего гордого корабля, глядя, как расходятся за кормой вскипающие белой пеной волны, смеясь и плача над всеми своими злоключениями, оставшимися позади. Как она могла быть такой наивной дурочкой, так слепо поддаться самообману? Разумеется , он ее ненавидит, разве могло быть иначе? Стоило только посмотреть, что они с ним сотворили, и все из-за нее! В ту волшебную ночь в борделе она вообразила, будто Бэрк что-то к ней испытывает, помимо простого плотского влечения, и ее фантазия буйно разыгралась за долгие и трудные последующие месяцы, пока она чуть не убедила себя, что они подошли к решающему объяснению: всего несколько верных слов, и вот оно, желанное примирение! Теперь же она ясно поняла, что его враждебность в тысячу раз сильнее, чем когда-либо раньше. Да, она спасла его от виселицы, рискуя собственной головой и жизнью своего лучшего друга, но в его глазах это, по-видимому, ничего не значило. По крайней мере не в тот момент, когда он узнал ее. Но может быть, со временем, после того, как он обо всем хорошенько поразмыслит…
Нет, решила Кэтрин, больше она не станет тешить себя иллюзиями, разочарование слишком болезненно. К тому же у нее тоже есть гордость. Она будет ждать и посмотрит, что из всего этого выйдет. Что еще ей оставалось делать? Но, если Бэрк не сумеет ее простить, она ни за что не расскажет ему правды о себе, даже если потеряет его навсегда.
Это было мудрое решение. Оставалось только придерживаться его, но она с сомнением спрашивала себя, достанет ли у нее сил.
На третий день лихорадка у Бэрка спала. Теперь ему дольше удавалось оставаться в сознании и бодрствовать. Кэтрин встретила перемену со смешанными чувствами. Конечно, она не могла не радоваться тому, что он поправляется, но его ледяной, полный затаенной ненависти взгляд следовал за нею повсюду, а в его угрюмом молчании ей чудилась нескрываемая угроза. И тем не менее теперь он казался более беспокойным, когда она покидала каюту. Однако она больше не могла находиться при нем безотлучно, как в первые дни: явственно ощутимые волны исходившей от него неприязни пугали ее. Ей невольно хотелось отойти на безопасное расстояние. Однажды, когда она меняла ему повязку на шее, Бэрк схватил ее за руку, стиснул ее до боли (даже в своем немощном состоянии он все-таки был сильнее ее) и отвел от себя подальше, словно давая понять, что даже ее прикосновение ему ненавистно. Кэтрин, не дрогнув, встретила его злобный взгляд.
– Когда же ты наконец прозреешь? – возмутилась она вслух. – Неужели ты решил всю свою жизнь прожить слепцом?
Ей не хотелось, чтобы он видел ее плачущей, поэтому она заставила Бэрка разжать пальцы, а сама поднялась на палубу, оставив его наедине со своими мыслями. Они были далеко не радужными.
Да кем она, разрази ее гром, себя воображает?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146