Как я уже говорила, моя матушка…
– Была не вполне уверена в том, кто твой отец. Да, ты упоминала об этом.
Слуга принес еду.
Кэтрин тотчас же позабыла о своей решимости не показывать майору Бэрку, насколько она голодна. Какое ей, к сущности, дело до того, что сам он почти ничего не ест и лишь смотрит на нее во все глаза? Она была слишком сильно поглощена едой, так как ей никак не удавалось утолить голод.
– Закончила? – спросил он, заметив, что она положила нож и вилку.
– Да нет, просто… хочу сделать передышку.
– Вот как.
– Вы собираетесь есть вот тот кусочек мяса?
– Вот этот? Нет, а что? Хочешь его съесть?
– Ну… просто чтобы не пропадал зря.
– Да, конечно.
– Вы же знаете, в некоторых местах отходы просто выбрасывают.
– Но только не здесь.
– Наверняка никогда сказать нельзя.
– Совершенно верно. Не возражаешь, если я закурю?
– Да ради Бога. Мой о… Один из моих приятелей все время курил. Мне даже нравилось.
– А много у тебя приятелей , Кэт?
Вытащив из кармана глиняную трубку, Бэрк принялся набивать ее табаком.
– Так много? – повторил он, заметив, что она не отвечает.
– Да уж, знаете ли, немало, – с кокетливым смущением призналась Кэтрин, доверительно понизив голос. – Может, оно и нехорошо, но я вам признаюсь, как на духу: мне мужчины нравятся . Ну и потом, сами понимаете, девушке без образования, без ремесла… куда податься? Надо же и ей как-то жить!
– Конечно, надо. Но обычно такие девушки выходят замуж.
– Ну что ж, – задумчиво протянула она, – охотники-то были.
– Я бы не поверил, если б ты сказала, что их не было.
– И не то, чтобы я была против замужества. Просто мне пока не встретился подходящий жених.
– Богатый, разумеется?
– Вот видите, я знала, что вы поймете.
– А как насчет Юэна Рэмзи?
Бэрк пустил к потолку струйку дыма, сам не понимая, что его так раздражает.
– Да никак. Юэн всем хорош, только толку из него никогда не выйдет.
– А ты, стало быть, нацелилась на дичь покрупнее?
– Должна же девушка о себе позаботиться, если больше некому!
– Твоя мать жива?
– Да, она в Эдинбурге.
Кэтрин наконец отодвинула от себя тарелку и промокнула губы салфеткой.
– В молодости моя матушка была настоящей красавицей. Ну, по мне-то она и сейчас хороша, да только живет в нищете и болеет. А когда молоденькая была, поступила она в услужение в дом одного джентльмена в Эдинбурге. Там ее в скором времени обрюхатили да и уволили. Ну, как я уже говорила, была она красивая и без царя в голове, даже не знала точно, кто ей ребенка сделал. Вот и родила меня. А уж как мы перебивались первые годы, сама не знаю, хотя, наверное, догадаться можно.
Она отпила добрый глоток эля. Сплести эту небылицу оказалось вовсе не так трудно, как ей представлялось вначале. Сама Кэтрин отнеслась к своему рассказу как к занимательной истории с вымышленными персонажами, одной из тех, что она рассказывала Рори, когда они были детьми. Рори всегда утверждал, что она лучше всех на свете умеет рассказывать сказки.
– В общем, когда мне было девять, матушка нашла место горничной в доме одного знатного господина. Он к тому времени овдовел, жена его от оспы померла, и вскоре он пожелал сделать матушку своей любовницей. Ко мне тоже очень привязался, уж не знаю, почему: смотреть-то было не на что, это уж точно.
– Ты меня поражаешь.
– Он говорил, что я для него вроде как дочь, которой у него никогда не было. Все время со мной разговаривал, как будто я взрослая. Ну и дал мне кое-какое образование, так, совсем чуть-чуть. Говорить научил правильно, брал иногда с собой в театр, а однажды даже в оперу. Я потом очень жалела, что он не научил меня читать; тогда бы я смогла стать гувернанткой и жила бы как порядочная. Да что толку плакать над пролитым молоком, я всегда так говорю. Человек он был добрый и тосковал сильно, когда жена его померла. Я, ей-Богу, верю, что он мог бы все бросить, жениться на матушке, а меня удочерить, да только этому не суждено было сбыться. Он разбился насмерть в карете, когда мне было тринадцать, и нас с матушкой выбросили на улицу. Пришлось нам опять самим о себе заботиться.
Сделав вид, что плачет, Кэтрин уткнулась носом в салфетку.
Бэрк слегка отвернулся, чтобы скрыть улыбку: его это проявление горя ничуть не тронуло. Ее история звучала правдоподобно, но что-то ему подсказывало, что она все выдумывает от начала до конца. Впрочем, ему было все равно. Целиком поглощенный напевным звуком ее голоса, он любовался сменой чувств на ее прелестном и выразительном лице и мог бы в эту минуту с готовностью слушать, как она читает вслух податный список.
– После этого мы отправились попытать счастья на север и поселились в Инвернессе, – всхлипывая, продолжала между тем Кэтрин. – Как стукнуло мне шестнадцать, пошла я в услужение и нанялась в дом к одному джентльмену, если его можно так назвать. Работала я поломойкой, и никогда в жизни мне не приходилось так туго, как за тот год, что я там провела. Через год меня выгнали. Хозяйка сказала, будто я уж больно нос задираю, возомнила, мол, себя невесть кем, но на самом-то деле она боялась за своего сыночка. Да только поздно спохватилась: к тому времени он уже успел меня обесчестить. Позабавился со мною да и бросил! Вот тогда-то я и узнала впервые, что это такое – мужское непостоянство. И первый мой урок был такой: не будь дурой и не отдавайся мужчине, если он не может дать взамен ничего более существенного, чем поцелуи.
– Умница, – согласился Бэрк, следя за нею из-под лениво полуопущенных век.
– Ну с тех пор какое-то время дела у меня шли под гору. Матушка говорила, что я спуталась с плохой компанией, но я была молода и только еще набиралась ума-разума.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146