Столько нежности, столько… восхищения. Смутная мысль промелькнула в голове у Кэйди: есть ли на свете хоть что-нибудь, чего она не смогла бы сделать для него? Вытаскивая руки из рукавов красивого платья в цветочек (лучшего летнего платья, надетого специально для него), она с наслаждением ощутила на голых плечах тепло солнечных лучей и уже начала было возиться с ленточкой на сорочке, но потом передумала. Пусть он сам это сделает. Кэйди села, откинувшись, опершись на руки, чувствуя, как натягивается на груди тонкий белый трикотаж. Улыбаясь, она предложила себя ему.
Его ладони оказались удивительно нежными, терпеливыми, они дарили радость. Чтобы доставить ему удовольствие, Кэйди в этот день не надела корсета. Джесс начал ласкать ее сквозь ткань сорочки, поглаживая, нажимая, слегка стискивая, проводя большими пальцами по напрягшимся соскам. Кэйди со вздохом закрыла глаза, запустила пальцы в его волосы, пахнущие солнцем. Он прижался губами к ее груди и начал целовать прямо через ставшую влажной ткань. Это тянулось бесконечно, пока она не почувствовала, что больше не выдержит ни секунды. Но Джесс успокоил ее поцелуями, прокладывая дорожки от груди вверх, к горлу. Сорочка осталась у него в руках, а Кэйди оказалась голой до пояса.
— Прости, — пробормотала она.
— За что?
— Вот за это.
Она ощупала маленькую синюю птичку у себя на груди, память о своей глупости.
— Знаю, она тебе не нравится. — Ей самой была противна эта татуировка, но с течением времени она себя простила.
Джесс прижался губами к этому месту.
— Мне все в тебе мило.
Похоже, он говорил искренне. Что-то необъяснимое происходило с ними. Как и вчера, им было хорошо, но сегодня все как-то по-другому, и ей казалось, что он тоже это понимает.
Кэйди быстро расстегнула его рубашку и прижалась к нему. Ей хотелось сердцем ощутить, как бьется его сердце.
— Джесс, — повторяла она между поцелуями, — о, Джесс…
Он уложил ее на спину, подложив руки ей под голову вместо подушки и целуя ее без конца. Слезы скапливались у нее в горле, и она упорно сглатывала их.
«Как глупо!» — подумала Кэйди. Да, она отдала Джессу свое тело, и оказалось, что это чудесно, но… Самый дорогой подарок она преподнесла ему сейчас, рассказав всю правду о себе. Только вот… понял ли он? И если он все поймет, сможет ли она это вынести?
Может быть, и нет. Вероятность того, что их связь завершится долгим и счастливым супружеством, была смехотворно мала. «О, Кэйди, ты опять влипла!» Никогда она не умела выбирать мужчин с толком, но на этот раз, кажется, ухитрилась найти самого неподходящего, способного разрушить ее жизнь.
Одежда отброшена. Их тела сплелись, и все вокруг как будто вспыхнуло ярким светом. Ее кожа внезапно сделалась чувствительной и тонкой, а его прикосновения утратили нежность. Ей нравилось видеть россыпь испарины у него на лбу, выражение страсти и какой-то беспомощности в лице. Джесс целовал ее без конца и никак не мог остановиться, обнимал с такой силой, словно боялся без нее умереть.
— О, Кэйди, о, Кэйди, — повторял он, задыхаясь.
Ей нравилось, что он так откровенен. Все мужчины, с которыми ей раньше приходилось встречаться (хотя бы просто целоваться), даже в самом сильном порыве страсти пытались что-то скрыть от нее. Только Джесс обнажил перед ней свою душу без тени смущения, и она постепенно осознавала, что именно подобная открытость делает его неотразимым.
— Поторопись, — скомандовал Джесс, нависая над ней.
Кэйди чувствовала, как дрожат в напряжении его мускулы. Он едва сдерживался, и то только ради нее.
— Как ты любезен, — проворчала она в ответ, хотя у самой сердце разрывалось от нетерпения, — тоже мне благородный джентльмен!
Она вся отдалась любви, а не трению разгоряченной кожи о кожу и не пульсации его плоти глубоко у себя внутри — просто любви. И ей удалось достигнуть вершины — легко, бесшумно, без всяких усилий. Так распускается цветок под лучами солнца. Он ничего не заметил, и ей пришлось сказать ему:
— Все хорошо, Джесс. Все хорошо. — После этого она умолкла надолго. Ей самой стало страшно от того, какое признание вырвется у нее, заговори она сейчас. Лучше промолчать. Но ее молчание встревожило его.
— Миленькая? С тобой все в порядке? — Возможно, Джесс называл «миленькой» каждую женщину, с которой спал, но, когда он обращался так к ней, ее сердце умирало от любви. Всякий раз.
— Все было хорошо? — Он поцеловал ее, стараясь вызвать у нее на губах улыбку.
— Ну скажи: тебе хорошо со мной? А? Как все прошло? Скажи мне, Кэйди, девочка моя!
Кэйди спрятала голову у него на плече, опасаясь, что он увидит слишком много, если заглянет в ее горящие любовью глаза, и ограничилась своей обычной шуткой:
— Это лучше, чем консервировать лососину.
По дороге домой они проехали мимо принадлежавшего Кэйди рудника. Солнце уже склонялось к западу, бледно-оранжевые лучи просвечивали сквозь невысокие, увитые мхом кроны виргинских дубов, тянувшихся вдоль дороги. В смягчившемся после дневной жары воздухе, уже ощущалось наступление сумерек. В предвечернем небе неторопливыми величественными кругами парили стервятники. Кэйди наслаждалась умиротворением в душе и в природе, но Джесс прервал его вопросом:
— Зачем Уайли твой прииск, если он все равно истощился?
Ей пришлось выйти из состояния мечтательной задумчивости, чтобы попытаться еще раз объяснить ему:
— Я же тебе говорила: просто уж такой он человек. Он похож на испорченного мальчика. Хочет все игрушки забрать себе и будет отравлять жизнь окружающим, пока не поставит на своем.
— Но это же какая-то бессмыслица Ты уверена, что «Семь долларов» ничего не стоит?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100