– Разумеется, я от нее в восторге. Ты бы поняла, в чем дело, если бы зашла на нее взглянуть.
– Я как раз собиралась. Я скоро приду, обещаю.
– А почему бы не завтра? Хотя нет, завтра же Рождество, мне придется навестить маму. Послезавтра? Приходи на ленч. Возьми с собой Майкла.
– Мы с удовольствием придем.
– Отлично!
Внезапно оживленное личико Лорины стало серьезным.
– Ты должна мне кое-что сказать, Сара. Только честно. Ты считаешь, что я плохая?
– Почему я должна так считать?
Но она прекрасно знала, что имеет в виду Лорина. Четыре недели назад, после возвращения из Парижа, ее подруга оставила родительский кров и поселилась в художественной мастерской, арендованной в западной части города. Утвердившись в своем независимом положении, Лорина принялась открыто пропагандировать свободную любовь и избирательное право для женщин, принимала в одиночку визитеров-мужчин, водила дружбу с гомосексуалистами богемного толка и рисовала шокирующе громадные полотна в неоимпрессионистском стиле с изображением обнаженной натуры. В последнее время она стала даже поговаривать об отказе от христианства и об обращении в буддистскую веру. Сара снисходительно улыбнулась и взглянула на Лорину с таким видом, словно та приходилась ей даже не дочкой, а внучкой.
– Нет, я не считаю, что ты плохая. Просто я думаю, что ты срываешь цветы удовольствия, пока можешь.
Лорина виновато усмехнулась.
– Но иногда я беспокоюсь за тебя, – продолжала Сара. – Я боюсь, что ты можешь пострадать.
– Подумаешь! Ну, допустим, я пострадаю, ну и что? – беспечно отмахнулась Лорина. – Жизнь слишком коротка, нельзя сидеть сложа руки и ждать, пока она преподнесет тебе подарок. Если хочешь быть счастливой, надо самой что-то делать.
Не желая снова втягиваться в прежний спор, Сара промолчала. Лорина вздохнула, опершись подбородком на сплетенные пальцы.
– Ты теперь сама себе хозяйка, можешь жить, как тебе заблагорассудится. Ты богата до неприличия и совершенно свободна. Ты хоть понимаешь, как крупно тебе повезло, Сара?
– Я предпочитаю вести самую что ни на есть тихую и уединенную жизнь.
– Это мне известно. Да, кстати, – вдруг спохватилась Лорина, – тебе удалось подписать контракт на дом?
Сара кивнула. Некие мистер и миссис Юстас Тэрнбулл, пара свежеиспеченных толстосумов, предложили за особняк в Нью-Йорке неслыханную, по ее мнению, сумму. Теперь Сара могла заплатить все, что Бен задолжал за строительство «Эдема», и у нее еще осталось с лихвой на скромный дом для них с Майклом, который она присмотрела на южной стороне Центрального парка.
«Вложения Бена в недвижимость, – подумала она, – помогут оплатить остальные его долги, возникшие главным образом из-за крушения его мясной империи». Так что в одном отношении Бен оказался прав: она больше не была миллионершей, но осталась вполне состоятельной женщиной.
– Вот и отлично: теперь ты можешь вплотную заняться поисками нового жилья. От мисс Эминеску в последнее время не было никаких вестей?
– Нет, больше ничего, с тех пор как я получила ее письмо. Вряд ли она снова объявится.
Лорина в недоумении покачала головой.
– Как знать! Видит бог, нахальства ей не занимать!
Сара считала, что «нахальство» – это еще слишком мягко сказано. Через две недели после смерти Бена Таша прислала ей письмо, написанное слабой, дрожащей рукой. В качестве обратного адреса была указана больница Милосердия. Она сообщала, что обе ноги у нее сломаны, есть внутренние повреждения, которые раньше времени сведут ее в могилу; она только-только начала приходить в себя после тяжелой раны на голове, а ее лицо обезображено навсегда. Она прекрасно понимает, что Сара никогда не простит ей того, что после долгой и изнурительной борьбы с собой она все-таки поддалась слабости и уступила настойчивым домогательствам мистера Кокрейна. Но если в сердце у Сары осталась хоть капля сострадания, именно сейчас настал момент его проявить: у Наташи совсем не осталось денег, и хотя она так слаба, что едва может поднять голову с подушки, доктора заявили ей, что она должна уплатить им четыреста долларов или немедленно покинуть больницу.
Все это звучало не слишком правдоподобно, но, несмотря на свое глубочайшее отвращение к Наташе, Сара не могла остаться равнодушной к ее беде. Поэтому она позвонила в больницу. Мисс Эминеску? Да, была у них такая пациентка. В чем заключались ее увечья? Вывихнутая лодыжка, синяки и ушибы, порез на лбу, от которого может остаться след. Неделю назад она выписалась.
– Как ты думаешь, что она теперь будет делать? – спросила Лорина.
– Кто знает? Не сомневаюсь, она как-нибудь выкарабкается. Я о ней больше не вспоминаю.
На самом деле Сара была не так равнодушна, как хотела бы показать. Но она никому – даже Лорине! – не могла рассказать о том, как Таша шантажировала ее; омерзительные подробности случившегося до сих пор вызывали у нее брезгливую дрожь, и она полагала, что ей придется унести этот постыдный секрет с собой в могилу.
Лорина подняла руки и потянулась.
– Ну, мне, пожалуй, пора. Сегодня я приглашена на рождественскую вечеринку к Максимилиану Эймису, надо выглядеть соответственно.
Вдруг ее лицо озарилось.
– Послушай, Сара, пойдем со мной! Там будут интересные люди. Ты бы немного развеялась.
Сара улыбнулась и покачала головой, окинув кратким выразительным взглядом свой вдовий наряд из черного шелкового крепа.
– Ой, я чуть не забыла. Это выглядело бы не вполне прилично, да?
– Не вполне.
– Так что же ты собираешься делать?
– Мы с Майклом нарядим елку, обменяемся подарками. Он опять требует, чтобы я прочитала ему на ночь «Рождественскую песнь».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113