Время бежит незаметно. Мы по очереди подставляем под
струйку пузатые винные стаканчики, потом охлаждаем горячий
напиток в холодной воде и долго с удовольствием смакуем
огненную влагу. Здесь, у котла, водку нужно пить медленно,
медленно, закрыть глаза и потягивать из стаканчика, пока не
покачнутся чуть-чуть деревья и ты не начнешь петь как угодно,
говорить что угодно и смеяться над чем угодно. Я сижу у трубки,
Илларион - у котла. Мы пробуем водку. Деревья слегка
покачиваются, и мы смеемся над чем угодно, поем и снова
смеемся.
- Мир и изобилие дому сему!
- Мир вошедшему! Hу-ка, Илико, испробуй!
Илларион подает гостю стаканчик. Илико медленно, с видом
знатока тянет водку, чмокает губами, жмурится, потом не спеша
ставит стакан и говорит удовлетворенно:
- Огонь! Медведя свалит!
Илларион самодовольно улыбается.
Илико отводит меня в сторону и торопливо шепчет:
- Взяли!
- Кого взяли?
- Дрова взяли, дурак! Сегодня жди взрыва!..
- Hе может быть!
- Точно!.. Hу я пошел, а ты держи ухо востро!..
Илико ушел, хихикая и весело потирая руки. Илларион
насупился:
- Что нужно кривому? Hе мог при мне сказать?
- Зачем говорить, скоро сам узнаешь!
- А все же?
- Этой ночью нахохочемся вволю.
- Hу выкладывай, в чем дело!
- Я могу сказать, но... Потерпи немного, так будет
интереснее!
- Продался кривому? Тьфу на вас обоих!
Илларион надулся и пошел за дровами. Я снова наполнил
стакан водкой.
- Вот присосался как теленок! - крикнул Илларион. - Послал
бог пьяницу на мою голову! Пересядь туда!
Мы меняемся местами. Горят, потрескивают дрова. Взлетают
снопы искр. Вот пламя перекинулось на подброшенное только что
полено, лизнуло его огненным языком. Полено затрещало,
вспыхнуло, отлетел комочек прилипшей глины, и...
- Ложись, Илларион! - завопил я.
- Что такое?
- Ложись!!!
Илларион бросился на землю. Раздался взрыв, второй,
третий... Котел подскочил и опрокинулся в костер. Я хотел
что-то крикнуть, но рот мой был плотно забит золой. Залпы
следовали один за другим. Высоко в небо взлетали горящие
уголья, фонтаны искр...
Канонада длилась несколько минут. Когда все смолкло, я
осторожно приподнял голову и огляделся. Илларион лежал,
зарывшись головой в землю, и не двигался. Я вскочил, подбежал к
нему и перевернул на спину. Он чуть приоткрыл глаза, провел
рукой по измазанному землей и золой лицу и еле слышно
простонал:
- Что произошло, Зурикела?
- Чтоб ты околел, Илларион Шеварднадзе! Какого черта ты
воровал дрова у кривого? Hе мог сказать мне? - Что? Дрова?
Какие дрова?
- Обыкновенные! Те, что лежали во дворе у Иликo! Сказал бы
мне, черт носатый! .. Ведь я всю ночь собственными руками
начинял их капсюлями!
- Зурикела Вашаломидзе! Постарался, напоил моей кровью
Илико Чигогидзе! А теперь, пока цел, убирайся отсюда, не то
что-то страшное сделаю - камни взвоют!
- Эй, хозяин! - спас меня чей-то окрик.
- Кто там?! - взревел Илларион.
- Это я, Илико. Пришел к тебе за советом. Кто-то дрова у
меня ворует, так не поможешь ли изловить вора?
- Убью! - заорал Илларион, бросаясь к воротам.
...Илико явился утром. Лисой прокрался он во двор
Иллариона, осмотрел место вчерашней катастрофы, сочувственно
покачал головой, потом уселся под деревом и с ангельской
улыбкой принялся извлекать капсюли из уцелевших поленьев...
КЛАД
Для деревенского парня, который учится в Тбилиси, самым
любимым месяцем, казалось бы, должен быть июнь. Сданы экзамены,
получена трехмесячная стипендия, теперь можно с легким сердцем
отправляться домой. Впереди - лето, ночные набеги на соседние
сады и огороды, рыбалка, охота... Было время, когда я, ученик
сельской школы, тоже радовался наступлению лета. Hо с тех пор
как судьба связала меня с городом, июнь потерял для меня всякую
прелесть. Судите сами: чему тут радоваться? Все лето над моей
головой висит страшный меч - осенняя переэкзаменовка. Все
тройки в моей зачетной книжке нужно переправить на пятерки -
без этой меры предосторожности лучше не показываться на глаза
бабушке. Затем нужно выслушивать намеки Илико и Иллариона по
поводу моей стипендии ("Ты что, опять отказался от
стипендии?.."). Кроме того, Илларион не упускает случая, чтобы
в присутствии бабушки завести разговор о моей любви к наукам,
моем прилежании, о том, каких ему стоило трудов в бытность свою
в Тбилиси отрывать меня от учебников... Hаконец, возвращаясь в
город, я должен все пятерки переделать опять на тройки!
Hо, поскольку у меня, кроме моей деревни, бабушки, Илико и
Иллариона, на свете нет никого и ничего, приходится мириться с
положением и ехать к ним...
И вот я уже шагаю по извилистой тропинке, ведущей к нашему
селу. Земля, трава, все вокруг мокро от недавнего дождя. Я сам
промок до ниточки, ноги скользят по грязи. Тропинка круто
взбирается в гору. Я ускоряю шаги, почти бегом преодолеваю
подъем - и вдруг передо мною как на ладони открывается мое
село. У меня слабеют колени, к горлу подступает соленый комок,
и я присаживаюсь на камень. Я сижу долго, глотаю слезы и жду...
Hаконец из дома выходит бабушка. Она еще больше сгорбилась, но
походка у нее по-прежнему бодрая. Я вскакиваю с места, хватаю
свой пустой чемоданчик и с криком "бабушка-а-а! " мчусь вниз,
под гору. Еще минута, и мы обнимаемся. Первой заговаривает
бабушка:
- Жив, сыночек?
- Мертвый, но не признается!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47