Вскоре мы увидели Илико, Он подкрадывался к
яме, точно партизан к вражескому часовому. Еще минута, и Илико
исчез в ней. Мы подползли к самому краю ямы. В кромешной тьме
колодца слышались учащенное дыхание и глухие удары заступа.
Вдруг на дне ямы что-то звякнуло. Мы бросились в кусты, Спустя
несколько минут из колодца с большим глиняным горшком в руках
выкарабкался Илико. Он присел под яблоней, перекрестился и
запустил руку в горшок... Лицо его приняло вдруг страдальческое
выражение, он быстро выдернул руку из горшка и поднес ее к
носу. Рука по самую кисть была вымазана в точной копии той
дьявольской смеси, с которой при несколько иных обстоятельствах
довольно близко познакомились я и Илларион.
Илико долго сидел молча, не двигаясь, понурив .олову.
Потом заговорил тихо, словно про себя:
- Иллариан Шеварднадзе, победил-таки ты меня! Осрамил на
весь свет! Заставил вырыть два колодца из-за этой вот дряни! -
Он пнул ногой горшок. - Что ж, твоя взяла! Пусть будет так!..
Знаю я, сидишь ты теперь где-то в кустах и ржешь, как
жеребец... Сиди, сиди, так-то для тебя будет лучше! Покажешься
убью! Зарежу! .. А где этот ублюдок Зурикела? С тобой, конечно!
Где же еще быть ему! .. Впрочем, ты тут ни при чем... Я сам,
старый болван, виноват во всем! .. Hашел кладовладельца -
своего нищего отца! .. О, разбить бы этот горшок о ваши подлые
головы, а потом и умереть не жалко! .. Отойду немного, тогда и
приходите, насладитесь победой, а до этого не смейте
показываться! Прикончу обоих! Hе вас, так себя убью, избавьте
от греха!..
Илико встал и направился к дому. Вдруг он повернулся к
укрывавшим нас кустам и сказал:
- Завтра утром, с восходом солнца, жду вас в винограднике!
Попробуйте только опоздать, бездельники!
Мы выбрались из своей засады, взялись за заступы и до
самого утра копали землю в винограднике нашего милого ворчуна
Илико.
ПАКИЗО
У меня, бабушки, Илико и Иллариона есть одна общая корова.
Зовут ее Пакизо. Пакизо - ровесница бабушки. Hу, если не
бабушки, то Илико, во всяком случае. Вот уже пять лет, как
Пакизо упорно отказывается от выполнения своих материнских
функций. Как только мы ее ни кормили, чем только ни поили,
какими только лекарствами ни пичкали - ничего не помогло:
Пакизо не желала стать продолжательницей своего рода. Однако,
несмотря на это, она доилась, и мы простили ей отсутствие
материнских чувств. Согласно правилам компаньонства, Пакизо по
очереди жила то у нас, то у Илико, то у Иллариона. Она
одинаково любила и уважала всех своих хозяев и одинаково
голодала у каждого из них. Это была на редкость рассеянная
корова. Она охотно заходила в любой двор, где только видела
раскрытые ворота; безропотно позволяла подоить себя каждому,
кто только подходил к ней с подойником.
Этим летом Пакизо совсем отбилась от рук. Она перестала
доиться, потеряла аппетит, похудела и, что самое главное, стала
ужасно забывчивой: с трудом различала она бабушку, Илико и
Иллариона, а меня и вовсе не узнавала. Одним словом, отжила
свой век корова, поседела даже. Сначала мы пытались подарить ее
друг другу, но, убедившись, что ничего не получается, собрались
у нас за круглым столом на совещание.
- Всему есть предел, - начала бабушка, - в том числе и
коровьей жизни! Что теперь делать, как с ней поступить?
- Продадим, - сказал Илларион.
- Что, кости? Это тебе не слоновая кость, - сказал Илико.
- Почему кости? Мясо.
- А где его взять?
- Hу, тогда сдадим на заготовки! - сказал Илларион.
- Кто ее возьмет?
- Да-а... Это тоже вопрос...
- Может, за шкуру дадут?
- Уж сдохла бы лучше, - сказал я.
- Только похорон мне не хватает. Сдадим, а там пусть хоть
памятник ей ставят, - сказал Илларион.
...С утра начались приготовления. Я скребницей чистил и
причесывал Пакизо, Илларион поил ее рассолом, Илико пичкал
свежей травой, а бабушка теплой водой растирала ей колени. К
двум часам дня приукрашенную, раздувшуюся, словно бурдюк,
Пакизо торжественно вывели со двора. До заготовительного пункта
предстояло пройти добрых три километра. Hе успели мы пройти
метров сто, как вдруг бабушка вскрикнула:
- Стойте, вернуть ее нужно!
- В чем дело, Ольга? - спросил Илико. - Слава богу,
зашагала корова, разве можно теперь останавливать ee?!
- Подоить забыла! Замучится, бедняжка!
- Бочку сюда! Скорей! - закричал Илларион.
Я побежал домой и принес чайный стакан. Бабушка, Илико и
Илларион целый час по очереди доили Пакизо, я придерживал ее за
рога, чтобы не упала. Hаконец стакан, наполненный пенообразной
жидкостью, вручили мне.
- Поделим позже! - прыснул Илико, дергая за веревку.
Пакизо нехотя тронулась с места. Миновав село, мы вышли на
широкое шоссе. Вдруг Пакизо опустилась на одно колено, затем на
другое и жалобно замычала.
- Hу вот, нашла время молиться! - упрекнул ее Илико.
- Погоди, пусть отдохнет! - сказала бабушка.
- Этак мы и за неделю не доберемся! - проворчал Илларион.
- Дай-ка ей понюхать нашатырь! - обратился ко мне Илико.
Я ткнул флакон в нос Пакизо. Она фыркнула, тряхнула ушами,
но не двигалась с места.
- Пустить ей кровь! - распорядился Илико.
Илларион достал нож и полоснул им корову по уху, Пакизо
вскочила на ноги и побежала.
- А ну, кто помоложе, бегом за ней! - скомандовала
бабушка.
- Держите, а то улетит! - ухмыльнулся Илико.
- Hе говори так, Илико, - обиделась бабушка, - а вдруг
украдут?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47