Мэри уже не смотрела больше в огонь, она не отрывала глаз от лица Хьюго, когда вдруг раздался мелодичный звон часов на каминной полке.
— Боже мой, Хью, ты знаешь, что сейчас уже три часа? — воскликнула она. — Прошло целых два часа, а мне кажется, что ты только минут десять как вошел!
Он засмеялся.
— Я и не слышал, как пробило два.
Мэри встала и заметив, что машинально расправляет складки своего синего шелкового платья, рассмеялась.
— Ну не дурочка ли я? Какое сейчас имеет значение, мятые у меня юбки или нет?
Хьюго, улыбнувшись, подошел к ней.
— При всей твоей склонности к приключениям ты всегда ухитрялась иметь такой вид, словно только что сошла с модной картинки. Я никогда не мог понять, как тебе это удается.
Мэри смотрела на него, любуясь тем, как огонь камина играет на его русых волосах. Лицо его было в тени, но профиль четко вырисовывался на фоне пламени. У нее возникло почти непреодолимое желание коснуться рукой его волос, разгладить пальцами эту золотистую гриву. Ее рука непроизвольно потянулась к нему, но она только сказала с лукавой улыбкой:
— Спокойной ночи, лорд Рейнворт.
— Я буду счастлив сопровождать вас до дверей вашей комнаты, — отвечал он таким же тоном. — Ведь уже поздно, в этот час, как известно, призраки предков имеют обыкновение бродить по дому.
— Буду вам очень признательна.
Хью предложил ей руку, и они вместе подошли к двери. Однако на пороге он остановился и повернулся к ней.
— А как насчет дружеского поцелуя под омелой в память доброго старого времени?
Сердце у Мэри дрогнуло. «Дружеский поцелуй»? Это невозможно. Уж если она его поцелует… Но, боже, как же ей хочется поцеловать его!
Хьюго положил руки ей на плечи, и Мэри закрыла глаза. «Будь что будет», — решила она про себя. Она почувствовала у себя на губах его дыхание, и губы ее приоткрылись. Руки Хью соскользнули ей на спину, ее собственные, как бы в ответ, обвились вокруг его шеи, и она оказалась в его объятиях. Наконец Хью поцеловал ее, и у нее вырвался слабый стон.
Как же дорог, близок, как драгоценен он был для нее! Как яркий луч солнца после долгих недель непогоды, как желтые нарциссы, возрождающиеся из-под стаявшего снега, как спелая рожь после многих лет засухи. От его объятий, от прикосновения его губ по всему ее телу разлилось тепло, которого не могла охладить даже прохлада зимней ночи. Мэри еще теснее прижалась к нему и услышала слабый стон, словно вырвавшийся из самой глубины его души.
Хьюго покрывал поцелуями ее губы, глаза, щеки, и Мэри упивалась его близостью, твердостью его рук, теплом его дыхания. Она чувствовала блаженное единение с ним — любимым, единственным — и не представляла себе жизни без него.
Движения Хьюго становились все более порывистыми. Он прижимал ее к себе так, словно решил не отпускать никогда. Она погрузила пальцы в золотистые пряди его волос, страстно желая, чтобы это мгновение длилось бесконечно.
Но как только эта мысль промелькнула у нее в голове, часы на камине пробили четверть, напоминая, что час уже поздний и что сама она приехала в Дербишир, увы, слишком поздно.
Мэри медленно опустила руки и попыталась высвободиться из его объятий.
— Нет, — пробормотал Хью протестующе. — Мэри, подожди, я должен объяснить…
Но она приложила пальцы к его губам и покачала головой.
— Не надо ничего говорить. Мне жаль, что я не пришла к тебе раньше, Хью.
Только теперь он поднял на нее печальные глаза.
— Я начинаю понимать, какого я свалял дурака, — сказал он, наконец распахивая дверь.
Когда Мэри вышла в холл, порыв холодного воздуха вызвал у нее легкую дрожь. Неужели она и вправду опоздала?..
16
— Как вульгарно! — воскликнула Гонория. — Как… как пошло!
Она стояла в дверях рядом с Хьюго, стянув на груди шаль, словно защищаясь от зрелища гостиной во всем ее рождественском великолепии.
У Мэри вспыхнули щеки от неловкости — но не за себя, а за нее. Эти вырвавшиеся у Гонории слова характеризовали ее нрав лучше, чем это могла бы сделать заранее подготовленная речь.
Констанция рассказывала ей, что после помолвки Гонория каждое воскресенье возвращалась из церкви прямо в Хэверседж, где оставалась до ужина. По словам Констанции, Гонория всегда говорила, что, встречаясь со своей будущей семьей в отсутствие дяди и тетки, она имеет больше возможности ближе с ними познакомиться. Мэри подумала, что после такого неудачного начала ей, пожалуй, представится случай познакомиться с ними даже слишком хорошо…
— Я тебя не люблю, — заявила Беатриса, устремив на будущую невестку гневный взгляд. Она как раз только что кончила помогать Киту подкладывать дрова в камин, когда услышала эти слова.
— Беатриса! — возмутилась Гонория. — Что бы ты там ни думала, так говорить невежливо!
Мэри готова была вмешаться, но тут Констанция, которая редко с кем ссорилась, выступила вперед и обняла сестренку за плечи.
— Вам бы следовало почаще прислушиваться к вашим собственным словам, мисс Юлгрив! — сказала она. — Вы не потрудились скрыть от нас ваше мнение об убранстве гостиной. А Беатриса часами трудилась над этими украшениями. Очень невежливо с вашей стороны называть плоды наших трудов вульгарными!
Стоявший у камина Кит счет нужным добавить:
— Мы не считаем атласные ленты, свечи и тиссовые ветки вульгарными или пошлыми! — Поджав побелевшие губы, он устремил на Гонорию враждебный взгляд.
Мэри не удивилась, что щеки у Гонории покрылись пунцовыми пятнами. Ее первым побуждением было вмешаться, каким-то образом сгладить неловкость, предотвратить назревающую ссору, но она подавила это побуждение. Будущей супруге Хью не повредит узнать, что она не сможет обижать кого-нибудь из Лейтонов безнаказанно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81