— Я пытался тебе сказать, — он больше не мог сдерживаться и от души веселился, — но ты зачем-то ударила меня…— Я знаю.— Это ведь ты настаивала, чтобы тебя поставили на землю.— Я знаю.— Если бы ты не сочла мою близость столь неприятной, я бы с удовольствием отнес тебя прямо в комнату.— Я знаю, — на этот раз Кейт произнесла это, стуча зубами. Вода в луже была холодной.Маркиз вздохнул. Затем, наклонившись, снова поднял ее на руки.На этот раз Кейт не возмущалась. Она даже обняла его за шею и повисла на нем всем своим весом, когда он нес ее через двор, потом вверх по лестнице и дальше в освещенную светом камина гостиную, где Кейт увидела столько людей, которые глазели на них, повернув головы от своих столов, что тут же спрятала лицо на плече у Берка, чтобы не встречаться с их взглядами. Берк все, конечно, заметил и тоже нашел это весьма занимательным. Кейт услышала, как он прыснул.— Ничего смешного тут нет, — проворчала она в грудь Берка.— Тут и вправду нет ничего смешного, — согласился он, поднимаясь по лестнице на второй этаж. — А вот ты смешна.— Ничего я не смешна, — все еще уткнувшись в его грудь, заявила она. — Я смущена. Я устала и голодна, а еще я мокрая и несчастная. Вот и все. И мне не хочется, чтобы все таращились на меня.— Не беспокойся, — небрежно произнес он. — Все подумали, что мы женаты.При этих словах она подняла голову.— Да? А почему?— Ну, мне пришлось им так сказать, когда выяснилось, что здесь осталась свободной всего одна комната. — Внезапно он остановился. — Ну вот мы и пришли.Берк распахнул дверь и осторожно опустил Кейт в глубокое кресло у жарко пылающего камина. Огонь мгновенно нагрел ее мокрые ботинки и чулки, показав тем самым, чего ей так не хватало, потому что она была не только усталой и голодной, мокрой и несчастной, но еще и сильно замерзла.Но тепло, каким бы уютным оно ни было, не могло отвлечь ее от мыслей, что Берк Трэхерн продолжает гнуть свою линию в отношении ее.— Сейчас принесут ужин. — Он снял перчатки и плащ. — Не могу поручиться, что так поздно он будет изысканным, но хозяин заверил меня, что у его жены найдется один-два припрятанных пирога с мясом. При условии, что начинка в них не из потрохов, они должны быть съедобными.Кейт чувствовала, как огонь отогревает ее лицо и руки, а также почти одеревеневшие от холода ноги. Это было изумительное ощущение — ощущение внезапного перехода от ужасного неудобства к полному уюту. Ну пусть не к полному. Еще нужно снять ботинки, конечно, а с этим придется потрудиться, ведь шнурки намокли и их будет непросто развязать.— О, — услышала она голос Берка, когда раздался стук в дверь. — Должно быть, это еда.Потом он ненадолго пропал, а Кейт осталась сидеть в кресле, и это было хорошо, если учесть, что ее начала окутывать приятная сонливость, которая, Кейт это чувствовала, возвращалась к ней. И вправду, не стоит поднимать шум по поводу того, что он все устроил так, чтобы они снова оказались в одной постели. Она может спать прямо здесь, в кресле, и будет чувствовать себя прекрасно. Так она и сделает. Она уснет прямо здесь, и нечего беспокоиться о мокрых ботинках. У нее мокрые ноги? Они высохнут за ночь. Утром, когда она снова почувствует себя ужасно, ей будет о чем беспокоиться…— Вот, — маркиз поднес к ее носу что-то дымящееся, — выпей это.Кейт должна была признать, что пахло это вкусно.— Что это? — спросила она, уже держа кружку в руке и поднося ее к губам.— Горячий ром с маслом, — ответил Берк.Она сделала гримасу и протянула кружку ему. Но он воспротивился ее намерениям.— Это поможет тебе.— Я чувствую себя прекрасно, — заявила Кейт. — Но если я это выпью, завтра мне наверняка будет плохо.Берк взял кружку и с неодобрительным видом поставил ее на стол. Но стоило ей снова немного расслабиться, как он вернулся и опустился перед ней на колени. Он взял в руки ее левую ногу.— Что вы делаете? — спросила Кейт, пытаясь подняться.— Ты не можешь сидеть в мокрых ботинках, Кейт. — Он поднял ее ногу и положил себе на колено. Теперь он возился со шнурками, не глядя на нее, полностью сосредоточившись на своей работе. — Ты простудишься.Она понимала, что он прав, и то, что он сейчас делает, едва ли неприличнее того, чем они занимались прошлой ночью. И все же ее скромность — то, что от нее осталось, — восстала.— Вы просто не смеете! — взвизгнула она, но, в следующее мгновение сообразив, что у нее это получилось достаточно громко, чтобы их услышали в зале внизу, а может, и на всем нижнем этаже, понизила голос: — Вы просто не смеете… вот так снимать с меня ботинки.— Конечно, смею, — до умопомрачения резонно сказал он.— Нет, не смеете! — настаивала она. — И вы не смеете говорить людям, что мы женаты, когда прекрасно знаете, что это вовсе не так!Он спросил довольно спокойно:— А что, по-твоему, я должен был сказать, Кейт?— Разве это единственная гостиница в Гретна-Грин? Разве мы не могли найти другую, где были бы свободны две комнаты?— Глубокой ночью? В такую погоду? И в это время года, когда в разгаре сезон охоты? — Он насмешливо посмотрел на нее. — Кроме того, какой в этом смысл? Ты ведь знаешь, что мы все равно в конце концов будем вместе.Она набрала в грудь воздуха, чтобы прошипеть:— Берк, прошлая ночь была…— …ошибкой. — Он снова занялся ее мокрыми шнурками. — Да, да, я знаю. Это утро — тоже. Ты уже достаточно ясно выразила свои чувства по этому поводу. Поверни немного ногу, дорогая.— И еще! — вскинулась она. — Не смей называть меня «дорогая». Я тебе не дорогая. — Он стащил с нее левый ботинок. Теперь его пальцы двигались под платьем вверх по ноге, и Кейт немедленно поджала ее.— Что это ты делаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103