— Ну так вот, для вашего сведения, Эдвард Роулингз, мне это не нравится! Вы забыли, что я выросла в доме священника, мне отвратительны блуд и разврат. Я не верю, что вы позволите, чтобы такие вещи продолжались под крышей вашего дома, особенно сейчас, когда здесь живет впечатлительный ребенок, который до сегодняшнего дня боготворил вас. — Пегги продолжала свою обличительную речь, не позволяя Эдварду вставить ни слова. — Я не ожидала, что здесь, в поместье, окажусь среди тех, кто подвергает остракизму едва знакомых людей, бросает кусочки фруктов в вырез женского платья и рассказывает пошлые истории в присутствии молодых дам…
Эдвард поднял руку, выражение его лица было вовсе не злым.
— Достаточно, — тихо сказал он. — Я все понял.
Но Пегги не собиралась отпускать его так легко.
— Вы, видимо, не понимаете, что поведение ваших гостей является вашей характеристикой, и, добавлю, нельзя сказать, что очень лестной. Люси, моя Люси, только что пожаловалась, что не сомкнула ночью глаз из-за хлопанья дверями и скрипа кроватей, и все это происходило у вас под носом…
— Пегги…
— Разве вы не видите, что, за исключением Гербертов, все эти люди просто используют вас? Вчера за обедом они обсуждали, сколько стоит каждое блюдо, которое подано на стол, их больше ничего не интересовало, кроме того, какого качества в Роулингзе фарфор, одеяла, лошади. Вы даже не нравитесь им, Эдвард. Им нравится, что вы позволили им злоупотреблять вашим гостеприимством. Миссис Прейхерст рассказала мне, что кто-то прошлой ночью даже забрался в погреб с шампанским и украл три бутылки, а одного из сыновей графа Дерби застали, когда тот пытался обесчестить прачку…
— Достаточно! — Эдварду пришлось крикнуть, чтобы прорваться сквозь этот поток слов. Девушка мгновенно умолкла, но по-прежнему стояла со сжатыми кулаками и тяжело дышала. Она вызывающе смотрела на Эдварда, зеленые глаза лучились гневом.
— Ну? — возбужденно спросила Пегги, видя, что он просто стоит и глядит на нее со странным выражением лица. — Разве вам нечего сказать?
Эдвард, вместо того чтобы накричать в ответ, задумчиво усмехнулся, глядя на нее сверху вниз. Пегги совсем не такой ожидала реакции и нервно потерла одну голую ногу о другую. Она предпочла бы вспышку ярости этому загадочному поведению.
— Вы знаете, — тихо проговорил Эдвард, — что так откровенно меня не отчитывали уже двадцать лет? И последний раз это случилось именно в этой комнате? — Он прыснул. — Хотя должен заметить, что моя мать никогда не носила соблазнительных халатов вроде того, что на вас…
Пегги посмотрела на себя. Господи! Она совсем позабыла, что на ней пеньюар, который дала Люси! Какого черта она делает, может, развлекает джентльмена в своем будуаре, одетая в ночную одежду? Если бы это увидела миссис Прейхерст, она, наверное, лишилась бы чувств!
— Прошу меня извинить, — сказал Эдвард, прерывая самобичевание, которым занялась Пегги, — за все неудобства, которым вы подверглись в стенах Роулингза.
Хотя его глаза были в тени и по ним ничего нельзя было прочесть, по звучанию его голоса девушка поняла, что он говорит искренне.
— Я знаю, что вас оскорбили и я, и некоторые из моих гостей, и хочу, чтобы вы знали: такое больше не повторится.
Пегги скептически вздернула бровь, но ничего не ответила. Ее удивила капитуляция Эдварда, и вместе с тем его покорность показалась ей подозрительной. Он не отрицал ни одного из обвинений, включая направленное непосредственно против него: что Пегги для него всего лишь игрушка. Может, он так о ней и думает?
— Ну как? — Эдвард вышел из тени, и Пегги увидела, что точеные черты его лица превратились в маску раскаяния. — Я прощен? — Он так походил на Джереми, когда тот ластился к тетушке, нашалив, что девушка рассмеялась.
— Ну и ну. — Она покачала головой. — В этом все Роулингзы. Даже не знаю, что со всеми вами делать.
— Означает ли это, что вы будете на балу? — Эдвард сделал еще один быстрый шаг в ее сторону.
Она не сказала бы, что на его лице проступила тень нетерпения, но в нем определенно появилось что-то, чего не было раньше. Хотя, может, ему просто не терпелось приступить к обеду…
Пегги без особого желания согласилась присутствовать и на обеде, и на танцах.
— Но, — сказала она, предупреждающе нацелив в него палец, — лучше не подпускайте ко мне этих ваших друзей.
Эдвард положил руку на сердце и проговорил с несколько наигранным пафосом:
— Клянусь, миледи, что сегодня вечером не позволю никому покуситься на вашу честь.
— Включая и вас, — сказала Пегги, провожая его к двери.
— Несомненно. — Помедлив на пороге, Эдвард поймал руку девушки и крепко поцеловал. Прежде чем отпустить ее пальцы, он посмотрел на Пегги своими непостижимыми глазами и произнес: — Благодарю вас.
Пегги почувствовала, как тепло от его руки стало подниматься к ее плечу. Девушка потупила глаза, не выдержав настойчивости его взгляда, и вдруг поняла, что не в силах более контролировать себя. Она что-то пролепетала, едва ли понимая, что говорит. Потом Эдвард отпустил ее руку и ушел.
Глава 20
— Что вы сделали с Эдвардом? — спросил Алистер Картрайт, когда ему наконец удалось заполучить Пегги на обещанный тур вальса.
Улыбнувшись откровенному любопытству партнера, Пегги кокетливо приподняла плечо.
— Ничего, — заявила она. — А что? Вы считаете, он ведет себя странно?
— Боже мой, да. — Алистер умело кружил Пегги по прекрасно отполированному полу Большого зала, где десятки пар вальсировали под музыку октета, расположившегося в углу. — Все меня спрашивают, что произошло. Эдвард уже отправил сэра Томаса Пейтона собирать вещи за то, что тот курил опиум за бильярдом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106