Увидев меня, он улыбнулся своей доброй теплой улыбкой.– А, это ты, мальчуган, – сказал он. – Добро пожаловать! Сейчас мы тебя угостим уткой.– Почему уткой? – удивился я.– Де Монрон тебе объяснит.– Смотрите, какую дичь я принес! – Я вытащил из ягдташа зайца и три или четыре куропатки.– Отнеси дичь на кухню, мы съедим ее после уток.– А почему не сразу же?– Де Монрон тебе объяснит.Я знал упрямство своего опекуна и отправился прямиком на кухню, как он мне велел. С поваром мы всегда дружили.– А-а, это вы, г-н Дюма? – приветствовал он меня.– Я, славный мой Жорж.– Что это вы принесли?– Дичь.– Свежую?– Сегодняшнюю.– Тем лучше, она может подождать.– Подождать чего?– Подождать, пока мы покончим с утками.– У вас что же, наплыв уток?– Ах, господин Дюма, взгляните, и вы содрогнетесь!Он открыл погреб, там лежало уток тридцать, не меньше.– И целых три дня мы их уже едим, – прибавил он. – Например, сегодня у нас на обед утиный суп, две утки с оливками, две утки под апельсиновым соусом, две жареные утки, утка, фаршированная по-английски, и утиное рагу. Считайте, что десяток уток уйдет, но останется еще на завтра и послезавтра.– И откуда же у вас такое утиное изобилие?– Представьте себе, у нас гостит г-н де Монрон. Вы знакомы с ним?– Нет.Я и в самом деле не знал еще тогда г-на де Монрона, столь известного в аристократическом мире своим искусством делать долги, чарующим остроумием и оригинальными выходками. Я познакомился с ним позже и должен сказать, что в легендах, бытующих об этом великолепном образчике XVIII века, ничего не прибавлено.– Он приятель нашего господина, – продолжал повар, – и приехал к нам погостить, потому как, сдается мне, не поладил в Париже со своими кредиторами. На другой день после приезда гостя г-н Коллар, желая его поразвлечь, показал ему своих овечек, и тот остался очень доволен. Потом ему показывали овчарни, и тоже все прошло благополучно. На третий день хозяин повез его на охоту, но и к полудню гость не сделал ни единого выстрела и вернулся без добычи. Приехав в замок, он из окна своей комнаты перестрелял всех наших уток, а было их штук шестьдесят, не меньше. Кто пришел в ярость? Само собой, наш хозяин. Он сказал: «Вот оно как! Де Монрон перестрелял моих уток? Ну так он же их и съест! Жорж! Пусть ест их на завтрак, обед и ужин, если только он ужинает! Подавайте, Жорж, нам только утятину, пока мы их не съедим!» Вот почему я и спросил вас, сударь, может ли ваша дичь подождать.Теперь все разъяснилось. Уток я не ел месяца два, так что мне было нетрудно выдержать обед, состоявший исключительно из утятины. Другое дело г-н де Монрон, он питался милыми птичками вот уже четвертый день.Увидев во время обеда, что после утиного супа подают уток с оливками, а затем уток с апельсинами, а потом жареную утку, он поднялся, взял свою шляпу и вышел ни слова не говоря, затем приказал своему слуге заложить лошадей в кабриолет и отправился искать небеса, где не мелькало бы столько уток.Однажды г-на де Монрона спросили:– Будь у вас пятьсот франков ренты, де Монрон, что бы вы стали делать?– Долги, – ответил он не задумываясь.
Мария Каппель гостила на каникулах у деда, тот обожал ее и баловал от души. У него в доме она чувствовала себя счастливой – ни уроков грамматики, ни гамм, ни крючка, ни спиц. Зато здесь она кувыркалась в душистом сене, каталась верхом на баранах-великанах, качалась на качелях и, несмотря на свою природную чувствительность, никогда не плакала.Хотя Мария Каппель проводила немало времени в играх на воздухе, она по-прежнему оставалась оливково-желтой худышкой.Когда я вошел в гостиную, дедушка спросил внучку, узнает ли она меня.– Узнаю, – ответила она, глядя на меня пронзительным тяжелым взглядом черных глаз, – этот господин просил моей руки на празднике в Кореи.– И приедет узнать, захотите ли вы выйти за него замуж, Мария.– Девочки моего возраста не выходят замуж. Моя тетя де Мартене вышла замуж в семнадцать лет. Моя тетя Тара – в пятнадцать. Обе они были очень хорошенькие, а я нет.– Как? Неужели вы не хорошенькая?– Нисколько, и должна знать об этом. Мне, слава Богу, часто об этом напоминают. Впрочем, я вообще не люблю мужчин.– Не может того быть!– Не люблю. Из мужчин я люблю только дедушку Жака и моего отца, г-на Каппеля.Я прожил в Вилье-Элоне три дня, и мне удалось приручить Марию, немало помог мне в этом бельчонок – толстячок в два раза больше мыши, я поймал его в парке и сделал для него чудесную цепочку из латунной проволоки.Поутру на третий день Мария пришла ко мне.– Возьми цепочку Коко, – сказала она.– А где же Коко? – удивился я.– Я его отпустила.– Почему?– Чтобы он жил.– Но он прекрасно жил и с цепочкой на шее, мы его уже приручили.– Нет, он лишь притворялся. Как только я его отпустила, он тут же убежал. И сколько я ни звала его: Коко! Коко! Коко! – он не вернулся. Если бы мне надели на шею цепь, я бы умерла.За те три дня, что я пробыл в Вилье-Элоне, г-н Коллар показал мне, как г-ну де Монрону, своих овец и овчарни, после чего перестал меня развлекать, но я мог прожить там и полмесяца, и месяц, не нуждаясь ни в каких развлечениях.Я забыл сказать, что после отъезда г-на де Монрона оставшихся уток раздали крестьянам, и на протяжении целого года утки к столу г-на Коллара не подавались. 6 Мария Каппель подрастала, становилась все своевольнее, непослушнее, что только способствовало отчуждению матери. Вот что пишет об этом сама Мария:«Живя взаперти в красивой, но такой тесной парижской квартире, обреченная долбить грамматику, историю, географию и только изредка выходить на прогулки в сад Тюильри, не имея свободы ни в движениях, ни в поступках, я тосковала и скучала, но что еще печальнее – докучала другим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87