— Но он…
— Да, я понимаю, вы тревожитесь прежде всего о нем.
— Вы думаете, ему удалось добраться до границы?
— Сегодня двадцатое июня; если бы его арестовали, мы бы об этом знали; если бы его убили, об этом бы тоже стало известно; самоубийством влюбленные не кончают. Так что, судя по всему, он добрался до границы. Я дам приказ полиции разыскать его и, как только узнаю что-нибудь новое, снова приду к вам, разве что…
Он рассмеялся.
— Господин Дантон, — сказала я, — позвольте мне поцеловать вас в благодарность за добрые вести.
— Меня? — спросил он удивленно.
— Да, вас.
Он приблизил ко мне свое страшное лицо, и я расцеловала обе его щеки.
— Ах, право! Вы, верно, очень его любите! И он со смехом вышел.
О да, я люблю тебя, и ради того, чтобы вновь увидеться с тобой, я готова не только поцеловать Дантона, но пойти на любую жертву.
Через несколько дней Дантон снова пришел.
Лицо его было грустным.
— Бедное дитя, — сказал он. — Сегодня вы не стали бы меня целовать.
Я застыла, бледная, не в силах произнести ни слова.
— Боже мой! Неужели он умер? — воскликнула я, когда вновь обрела дар речи.
— Нет. Но он сел в Штеттине на корабль и покинул Европу.
— Куда он поплыл?
— В Америку.
— Значит, он вне опасности?
— Если не считать опасности быть избранным президентом Соединенных Штатов.
Я глубоко вздохнула и протянула руку Дантону.
— Раз его жизни ничто не угрожает, значит, все в порядке, — сказала я. — Сегодня я не стану вас целовать, но вы можете поцеловать меня.
На глаза его навернулись слезы.
Ах, мой любимый Жак, какое сердце бьется под этой грубой оболочкой!
5
О мой любимый Жак, я только что видела ужасную картину; она еще долго будет стоять у меня перед глазами.
Я уже говорила тебе, что поселилась в маленькой квартирке на улице Гре.
Улица Гре ведет к улице Фоссе-Месье-ле-Пренс, а та в свой черед выходит на улицу Медицинской школы.
Нынче вечером, когда Гиацинта накрыла на стол и подала мне ужин, я услышала за окном громкий топот; до меня донеслись крики разъяренной толпы:
— Жирондисты, это жирондисты!
Мне было известно, что Верньо и Валазе арестованы. Я решила, что арестовали кого-то еще, и, несмотря на утешительные новости, которые сообщил мне Дантон, испугалась за тебя: представила себе, как ты находишься в руках жандармов, как они тащат, избивают тебя, как народ хочет растерзать тебя. Я как безумная выбежала из дому и бросилась вслед за людским потоком.
Перед домом номер 20 по улице Медицинской школы, большим унылым зданием с башенкой на углу, собралась огромная толпа.
Раздавались злобные выкрики, кровавые угрозы; в воздухе звенели слова «убийство», «смерть». Все взоры были устремлены на первый этаж, но занавеси на окнах были плотно задернуты, и любопытные ничего не могли разглядеть.
Вдруг одно окно распахнулось, и бледная, растрепанная, окровавленная, разъяренная женщина высунулась из окна с воплем:
— Все кончено, он умер! Друг народа умер! Марат умер!.. Отмщение, отмщение!
— Это Катрин Эврар, это госпожа Марат! — завопила толпа.
Народ хотел ворваться в дверь, которую охраняли двое часовых.
Сквозь рев толпы я услышала бой часов, они пробили семь раз.
Толпа смела бы часовых, но тут прибыл комиссар с шестью полицейскими ближайшего поста.
Рядом с несчастным созданием, которое продолжало вопить, ломая руки, появился цирюльник.
— Смотрите, — сказал он, размахивая окровавленным ножом, — смотрите, вот нож, которым она его убила!
— Это все жирондисты! — закричала женщина. — Она приехала из Кана! Несчастная! Это они подослали ее, чтобы убить его!
Через открытое окно люди пытались рассмотреть, что происходит в доме; послышались возгласы:
— Я вижу его!
— Где?
— В ванне.
— Он мертв?
— Да, руки бессильно свесились, он весь в крови! Потом послышался гул разъяренных голосов:
— Смерть жирондистам! Смерть предателям! Смерть друзьям Дюмурье!
Толпа была такой плотной, что я испугалась, как бы меня не задавили; видя, что тебя здесь нет, я стала думать, как бы мне отсюда выбраться, но вдруг почувствовала чью-то руку на своем плече.
Я обернулась и узнала Дантона.
— Что вы здесь делаете, вы хотите, чтобы вас задавили? — спросил он.
— Нет, — ответила я тихо, — но я услышала крики «Смерть жирондистам!», испугалась и прибежала.
— Он в самом деле мертв? — спросил он.
— Похоже, что да. Эта женщина распахнула окно и объявила, что он умер.
— Его смерть — важное событие, — сказал Дантон. — Теперь снова польется кровь.
— Мне кажется, наоборот: это Марат жаждал крови.
— Нет, он начал уставать. Ему на смену придут другие; они поднимут его опустевшую чашу и захотят утолить жажду. Видите ли, дитя мое, смерть Марата означает нашу смерть.
— Вашу смерть! — воскликнула я.
— Особенно мою. Этот человек стоял между мной и Робеспьером. Робеспьер обрушивался на него, когда не решался обрушиться на меня. Я поступал так же. Теперь, когда Марата нет, мы окажемся с Неподкупным лицом к лицу: больше некому принимать на себя удары. Теперь — или Робеспьер, или я, и, кто бы из нас ни пал в этой борьбе — Республике конец. Вы встретитесь с Жаком Мере раньше, чем я думал, дитя мое! А пока хотите увидеть Марата?
— Великий Боже! Что вы!
— Напрасно, это прелюбопытное зрелище, вы никогда больше такого не увидите. Говорят, его убила девушка ваших лет, такая же красавица, как вы.
— Девушка! — поразилась я. — Не может быть!
— Вы разве не верите, что в наше время могут быть Юдифи и Иаили?
— Девушка! Что могло толкнуть ее на такой поступок?
— Любовь к родине; она увидела, что Франция бездействует, и сделала за нее то, что нужно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161