— Какой?
— Поехать через Рамбуйе.
— Ты бредишь, аббат.
— Пусть брежу, монсеньер, тогда я расскажу вам свой бред, и это докажет вашему высочеству, что я занимаюсь вами и в бреду.
— Опять какая-нибудь новая дурацкая шутка!
— Вовсе нет, я видел в бреду, что монсеньер затравил оленя на перекрестке Трейаж, и олень, как и следует воспитанному животному из хорошего дома, любезно заставил гоняться за собой на площади в четыре квадратных мили, после чего отправился в Шамбурси, где его и взяли.
— До сих пор твой бред весьма правдоподобен. Продолжай, аббат, продолжай.
— После этого монсеньер вернулся в Сен-Жермен, сел за стол в половине шестого и приказал, чтобы к половине восьмого его карета без герба была приготовлена и запряжена четвериком.
— Дальше. Неплохо, аббат, неплохо.
— В половине восьмого монсеньер действительно отпустил всю свиту, кроме Лафара, с которым он сел в карету. Так, монсеньер?
— Продолжай, продолжай!
— Карета отправилась к Рамбуйе, куда и прибыла без четверти десять, но у въезда в город она остановилась, монсеньер вышел, ему подвели коня, который его ждал, и Лафар продолжил свой путь к гостинице «Королевский тигр», а монсеньер сопровождал его в качестве доезжачего.
— Вот тут в твоих снах начинается некоторая путаница, да?
— Да нет, монсеньер, сон довольно отчетлив.
— Ну что же, тогда продолжай.
— Так вот, пока этот Лафар делал вид, что ест скверный ужин, который ему подавали, величая его «превосходительством», монсеньер передал лошадь пажу и пошел в маленький флигель.
— Ты демон! Где же ты прятался?
— Я, монсеньер, никуда не выходил из Пале-Рояля и спал, как сурок, и доказательство тому — сон, который я вам рассказываю.
— И что же было во флигеле?
— Вначале в дверях появилась ужасная дуэнья, длинная, желтая, иссохшая.
— Дюбуа, я тебя препоручу Дерош, и можешь быть спокоен, стоит ей только тебя увидеть, как она тебе выцарапает глаза.
— Потом вы прошли внутрь… Ах, черт, вы прошли внутрь…
— А вот этого, бедный мой аббат, ты не мог видеть, даже во сне.
— Да что вы! Монсеньер, вы бы отняли у меня, надеюсь на это ради вас же, мои пятьсот тысяч ливров на секретную полицию, если бы с их помощью я не мог видеть, что происходит внутри.
— Прекрасно, ну и что же ты увидел?
— Ей-ей, монсеньер, прелестную бретоночку лет шестнадцати-семнадцати, хорошенькую, как ангелочек, и даже лучше, которая прибыла прямиком от клисонских августинок, а до Рамбуйе ее сопровождала старая добрая монахиня, но от ее стеснительного присутствия тут же избавились, ведь так?
— Дюбуа, мне часто приходило в голову, что ты дьявол, который принял облик аббата, чтобы меня погубить.
— Чтобы спасти вас, монсеньер, говорю вам, чтобы спасти вас!
— Чтобы меня спасти! А я этого и не подозревал!
— Ну так как, — продолжал Дюбуа с дьявольской улыбкой, — довольны вы малюткой, монсеньер?
— В восторге, Дюбуа, она прелестна!
— Богом клянусь! Вам так издалека ее привезли, что, окажись она хуже, вы могли бы счесть себя обворованным.
Регент нахмурил брови, но при мысли о том, что дальнейшее Дюбуа полностью неизвестно, перестал хмуриться и улыбнулся.
— Да, Дюбуа, ты воистину великий человек.
— Ах, монсеньер, только вы один еще в этом сомневаетесь, и тем не менее вы ко мне неблагосклонны.
— К тебе?!
— Без сомнения, вы от меня скрываете свои любовные похождения.
— Ну не сердись, Дюбуа.
— Но ведь есть за что все же, монсеньер, согласитесь.
— Почему?
— Да потому что я, честное слово, нашел бы девицу не хуже, а может быть, и лучше. Какого черта вы мне не сказали, что вам нужно бретонку? Вам бы ее привезли, монсеньер, привезли бы!
— Правда?
— Ох, Господи, конечно, я нашел бы их пять на грош, этих бретонок!
— Вот таких?
— И получше даже!
— Аббат!
— Черт возьми! Прекрасное дельце вы сделали!
— Господин Дюбуа!
— Думаете, наверное, что добыли сокровище?
— Потише, потише!
— Если бы вы знали, кто такая ваша бретонка, с кем вы связались!
— Прошу тебя, аббат, не шути.
— О, ваше высочество, вы, действительно, меня огорчаете.
— Что ты хочешь сказать?
— Вас пленяет внешность, одна ночь опьяняет вас, как школьника, и на следующий день уже никто не может сравниться с новой знакомой. Что ж она, эта девчушка, уж так хороша?
— Очаровательна!
— А уж примерная! Сама добродетель! Ведь вам ее нашли одну такую из сотни?
— Все в точности так, как ты говоришь, мой дорогой.
— Так вот, монсеньер, заявляю вам, что вы погибли.
— Я?
— Вот: ваша бретонка просто наглая девка.
— Молчать, аббат!
— Как это молчать?
— Да, больше ни слова, запрещаю тебе, — произнес серьезно регент.
— Монсеньер, вам тоже приснился дурной сон, позвольте, я вам объясню.
— Господин Жозеф, я отправлю вас в Бастилию.
— Пожалуйста, можно и в Бастилию, ваше высочество, но я вам все равно скажу, что эта потаскушка…
— Моя дочь, господин аббат!
Дюбуа отступил на шаг, и на его лице насмешливая улыбка сменилась выражением полной оторопи.
— Ваша дочь, монсеньер! И кому же, черт побери, вы эту-то сделали?
— Одной порядочной женщине, аббат, которая имела счастье умереть, так тебя и не узнав.
— А ребенок?
— Ребенка я спрятал ото всех, чтобы ее не пачкали взгляды таких ядовитых тварей, как ты.
Дюбуа низко поклонился и почтительно удалился с видом полнейшей растерянности. Регент следил за ним торжествующим взглядом до тех пор, пока за ним не закрылась дверь. Но, как известно, Дюбуа нелегко впадал в замешательство, и не успел он затворить дверь, отделявшую его от регента, как во тьме, на секунду застлавшей ему глаза, он уже увидел свет, и этот свет воссиял для него, как пламя великой радости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119