— сказала она.
— И рассказывать будет весело!
— Я сама хотела бы поехать за ним, чтобы видеть, как он примет посланного.
— К несчастию, или лучше сказать, к счастию, это невозможно, и вам надобно остаться со мною.
— Пожалуй, но не будем терять времени. Извольте писать вашу депешу, герцог, и отдавайте Куртово в мое распоряжение.
Герцог взял перо и на листочке бумаги написал только эти два слова:
«Бордо — нет».
Потом подписал свое имя.
На конверте этой лаконической депеши он надписал:
«Ее величеству королеве Анне Австрийской, правительнице Франции».
В то же время Нанона написала две строчки и показала их герцогу.
Вот они:
«Любезный барон!
Вы видите здесь депешу к королеве. Отдайте немедленно, дело идет о спасении отечества.
Ваша преданная сестра Нанона».
Нанона складывала записку, когда на лестнице послышались быстрые шаги. Куртово отворил дверь с веселым лицом человека, который принес нетерпеливо ожидаемое известие.
— Вот барон Каноль, я встретил его очень близко отсюда, — сказал егерь.
Герцог вскрикнул от приятного изумления.
Нанона побледнела, бросилась в дверь и прошептала:
— Верно, такова уж моя судьба!
В эту минуту в дверях показалось новое лицо, одетое в великолепный костюм, со шляпою в руках и улыбавшееся с самодовольным видом.
VIII
Если бы гром разразился над Наноною, это не столько бы поразило ее, сколько удивило это неожиданное появление. Она невольно с глубокою горестью вскрикнула в испуге:
— Опять он!
— Да, я, милая моя сестрица, — отвечал гость нежным голосом. — Но извините, — прибавил он, увидав герцога, — может быть, я беспокою вас.
И он до земли поклонился гиеннскому губернатору, который отблагодарил его ласковым жестом.
— Ковиньяк! — прошептала Нанона так тихо, что слово это, казалось, вылетело из ее сердца, а не из уст.
— Добро пожаловать, барон де Каноль, — сказал герцог с веселою улыбкою, — ваша сестра и я говорим только о вас со вчерашнего вечера, и со вчерашнего вечера желаем видеть вас.
— А, вы желали видеть меня! В самом деле? — сказал Ковиньяк, обращая на Нанону взгляд, в котором выражались ирония и сомнение.
— Да, — отвечала Нанона, — герцогу захотелось, чтобы я представила вас ему.
— Только из опасения обеспокоить вас не добивался я этой чести раньше, — сказал Ковиньяк, низко кланяясь герцогу.
— Да, барон, — отвечал герцог, — я удивлялся вашей деликатности, но все-таки упрекаю вас за нее.
— Меня, герцог, меня хотите упрекать за деликатность!
— Да, если бы ваша добрая сестра не занялась вашими делами…
— А… — сказал Ковиньяк, с красноречивым упреком взглянув на сестру. — А, сестра моя занялась делами…
— Да, делами брата, — подхватила Нанона, — что же тут особенно удивительного?
— И сегодня кому обязан я удовольствием видеть вас? — спросил герцог.
— Да, — подхватил Ковиньяк, — кому ваша светлость обязаны удовольствием видеть меня?
— Кому? Разумеется, одному случаю, только случаю, который воротил вас.
«Ага, — подумал Ковиньяк, — я, должно быть, уезжал».
— Да, вы уехали, несносный брат, — сказала Нанона, — и написали мне две строчки, они еще более увеличили мое беспокойство.
— Что же делать, милая Нанона? сказал герцог. — Надобно прощать влюбленных.
«Ого, дело запутывается! — подумал Ковиньяк. — Я, должно быть, влюблен».
— Ну, — сказала Нанона, — признавайтесь, что вы влюблены.
— Пожалуй, не отказываюсь, — отвечал Ковиньяк с глупой улыбкой и стараясь узнать сколько-нибудь правды, чтобы сказать потом большую ложь.
— Хорошо, хорошо, — прервал герцог, — однако же, пора завтракать. Вы расскажете нам, барон, про ваши интриги за завтраком. Франсинетта, подай прибор барону Канолю. Вы еще не завтракали, капитан, надеюсь?
— Нет еще, ваша светлость, и должен даже признаться, что утренний воздух придал мне удивительный аппетит.
— Скажите лучше, ночной воздух, потому что вы всю ночь провели на большой дороге.
«Черт возьми! — подумал Ковиньяк. — Мой зять на этот раз угадал чудесно».
Потом прибавил вслух:
— Пожалуй, извольте, соглашусь, воздух ночной…
— Пойдемте же, — сказал герцог, подавая руку Наноне и переходя в столовую с Ковиньяком. — Вот тут довольно работы для вашего желудка, как бы он ни был взыскателен.
Действительно, Бискарро превзошел самого себя: блюд было немного, но все они были отборные и приготовлены превосходно. Белое гиеннское вино и красное бургонское выливалось из бутылок, как жемчуг и как рубин.
Ковиньяк ел за четверых.
— Брат ваш ест чудесно! — сказал герцог. — А вы не кушаете, Нанона?
— Мне уже не хочется есть.
— Милая сестрица! — вскричал Ковиньяк. — Ведь удовольствие видеть меня отняло у ней аппетит. Право, мне досадно, что она так любит меня!
— Возьмите кусочек рябчика, Нанона, — сказал герцог.
— Отдайте его моему брату, герцог, — отвечала Нанона. Она заметила, что тарелка Ковиньяка быстро пустеет, и боялась, что он опять начнет смеяться, когда кушанье исчезнет.
Ковиньяк подставил тарелку и улыбнулся самым благодарным образом. Герцог положил ему на тарелку кусок рябчика, а Ковиньяк поставил перед собою тарелку.
— Ну, что же вы поделываете, Каноль? — спросил герцог с такою милостивою короткостью, которая показалась Ковиньяку чудесным предзнаменованием. — Разумеется, я говорю не о любовных делах.
— Напротив того, говорите о них, ваша светлость, говорите, сколько вам угодно, не церемоньтесь, — отвечал Ковиньяк, которому частые приемы медока и шамбертена развязали язык. Впрочем, он не боялся появления барона Каноля, что редко случается с теми, кто принимает на себя чужое имя.
— Ах, герцог, — сказала Нанона, — он очень хорошо понимает шутку!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155