Положение становилось критическим. Я вновь обратилась за помощью к аббату Пети. Состоялся долгий разговор, и было решено, что я не поеду на эти балы под предлогом нездоровья и буду держаться твердо со всеми и против всех.
Госпожа ди Верруа не преминула на следующий же день спросить меня, какой наряд я собираюсь выбрать.
— Никакой, сударыня, — ответила я.
— Как никакой? — воскликнула она. — Уж не намерены ли вы отличаться от других и навлечь позор на наш дом?
— Нет, госпожа графиня, но я не собираюсь посещать ни один из этих балов.
— Что за прихоть, сударыня, объяснитесь, будьте любезны!
— Я уже давно больна, бессонные ночи утомляют меня, а жара в танцевальных залах очень вредна для моего здоровья.
— Воистину, мне вас не понять. Как! Вы тут ломаетесь, заставляете себя упрашивать, забыв, что приглашение его высочества означает приказ! Предупреждаю вас, что мы не потерпим этого, вам придется поехать со мной и забыть о своем французском жеманстве, неуместном в Италии, понятно?
— Прошу меня простить, госпожа графиня, но я не поеду.
— Поедете, говорю я вам!
— Нет, не поеду, — повторила я с такой твердостью, что мать и сын посмотрели друг на друга в полном недоумении.
Они еще не смирились с моим решением.
— Вы не поедете только потому, что нездоровы?
— Да, сударыня.
— Других причин нет?
— Нет, но если бы и были, я бы о них умолчала.
— Вы сомневаетесь в нашей сдержанности?
— Нет, в вашей доброжелательности ко мне.
Подобными колкостями мы обменивались еще некоторое время; мой супруг, по обыкновению, не произнес ни слова. Может, он что-то сказал самому себе? Не думаю; мой супруг так привык оставаться безучастным во время моих стычек со свекровью, что, по сути, стал таким во всем.
Графине пора было отправляться во дворец. Уезжая, она метнула в меня парфянскую стрелу:
— Запомните, сударыня, что вы поедете на бал их высочеств, потому что это ваш долг и потому что я так хочу.
Я ничего не ответила. Да и зачем? Господин ди Верруа подождал, пока мать уедет, затем повернулся ко мне и с небрежным видом спросил:
— Вы и в самом деле не хотите ехать на придворный бал, дорогая графиня? Но почему? Что за фантазия! И что вам мешает?
— Я уже сказала, сударь, — мое здоровье.
— Вы свежи лицом и румяны, сударыня, и никому не докажете, что больны.
— Разве важно, верят этому или нет, если так оно и есть?
— Тем не менее приготовьте туалет, моя мать сумеет заставить вас поехать, даже если придется просить его высочество одолжить карабинеров его полка, чтобы привести вас на бал.
И, развернувшись на каблуках в соответствии с модой, заимствованной всеми молодыми синьорами у принца Гессенского, он оставил меня одну.
Я упорствовала и по-прежнему была безучастна ко всему. А тем временем портные, вышивальщицы и ювелиры сбивались с ног, работая днями и ночами.
Наступил понедельник; ровно через неделю был назначен праздник. С утра у меня побывало не менее десяти дам: все хотели узнать, как я буду одета.
— Платье уже готово, — отвечала я. — Впрочем, я так плохо себя чувствую, что скорее всего не поеду. Даже сегодня вечером, наверное, я не смогу появиться во дворце у госпожи герцогини.
Меня жалели, более или менее искренне одаривали комплиментами. Но все запомнили, что я больна и не поеду ко двору, и повторяли это так часто, что новость распространилась в кругу придворных дам и, разумеется, достигла ушей герцога.
Маркиза ди Пеция, замечавшая все, угадала причину и следствие. Она отошла с Виктором Амедеем в сторону и попыталась добиться от него признания; роль наперсницы всегда была ей по душе, к тому же итальянки видят в любви столько очарования, что, расставшись с ней, думают лишь о том, как найти ее вновь, пусть не для себя, а для других.
Принц ничего не сказал, а только улыбался; большего ей и не надо было.
— Ваша светлость, — добавила она, — я позволю себе дать вам еще один совет. Дама, отказавшаяся от празднеств, может упорствовать, несмотря ни на что. Знаете, что тогда следует сделать?
— Нет, сударыня, научите меня, я люблю учиться.
— Она не будет заниматься никакими приготовлениями, за неделю до праздника запрется у себя; будет говорить, что находится при смерти, пока не придет время выезжать; в этот момент она могла бы уступить уговорам, но драгоценности, платье и все остальное не готовы, и ей придется остаться. Есть способ перехитрить ее, если взяться с умом.
— Но скажите же какой, маркиза! Я жду уже два часа.
— Так вот, ваша светлость, способ простой: наверное, у нее найдется сестра, мать, подруга, которой надо внушить, что бал не может состояться без этой красавицы и нужно убедить ее приехать, но прежде следует без ее ведома заказать блестящее, ослепительное платье, ведь мастерицам известен ее размер; за два часа до бала платье надо послать ей от имени герцогини. В этом случае никаких отговорок просто быть не может, и, даже умирая, дама появится на балу.
— Совет хорош, маркиза.
— Других я вам не даю, ваша светлость.
Герцог выполнил все в точности. За два часа до бала герцогиня-мать прислала ко мне одного из своих пажей и трех слуг; они принесли корзину, в которой на ватной подстилке лежали юбка, корсет и шлейф небесно-голубого цвета, расшитый мелким жемчугом; даже кружева были им усеяны, что придавало платью необыкновенную красоту, — такой роскоши никто до сих пор не видел.
Увидев подарок, свекровь застыла от удивления; затем визгливым голосом бросила в мою сторону:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146