По правде, если совсем честно, его самого я тоже боялась. Он искал моего общества; я от него убегала. Я понимала: ни моя любовь, ни мой страх не укроются от его взгляда. Оставалось лишь избегать этих безжалостных, выпытывающих глаз. И мне ли любить или прощать человека, который вместе с отцом строил козни против королевы, против верной Екатерины, единственного моего друга при дворе? Наверняка он по меньшей мере знал про заговор и не воспрепятствовал. И в своей ненависти к новой вере порадовался бы королевиному падению.И все же, хотя временами я бежала его как огня, должна сознаться, порой я сама искала встречи. Моя любовь была как яд из старой легенды — пьешь, зная, что в чаше — смерть, но с каждым глотком отрава становится все желаннее.И это все я терпела в одиночку, никому не открывшись, ибо что, собственно, было открывать? Я ни на что не надеялась, ничего не ждала, ничего не требовала. Я не знала, что он думает, к чему стремится и даже — чьей милости он больше домогается, моей или Марииной. Знала же я одно: если, как говорит Мария, меня и впрямь собираются вскорости выдать замуж, мои чувства никак не повлияют на отцовский выбор.О, мой лорд, мой лорд!Он любил когда-то, сказала мне Кэт — она выведала у его слуги, — ирландскую наследницу, которую жестоко, против его и ее воли, еще ребенком выдали за глупого богатого старика. Больше он не влюблялся. Сейчас он женат, сказала Кэт, но ведь существует развод…Что до него, он всегда писал о любви. Он дарил мне свои стихи, бросал на колени, легко, словно цветы. Мне ли они предназначались? Засыпая, я твердила:
Как часто вижу я во сне Твоих очей нездешний свет… И пробужден от горних грез Тем жаром, что в себе пронес, Я емлю пустоту, лью токи слез…
И каждое утро просыпалась с одной надеждой: увидеть хоть мельком, как он идет по двору, собираясь покататься верхом, или повеселиться с друзьями, или украсить своим присутствием — а это было дано только ему одному — большой королевский зал.Притом, похоже, все это время я с куда более глубоким чувством ожидала другой встречи. Речь шла не о любви — тот человек был уже в летах и занят совсем иным. Но судьба распорядилась так, что он один мог утолить мою куда более острую нужду, мою потребность в правде, — это был законник, мастер Сесил. Глава 13 С первого взгляда на его умное, доброе лицо я поняла: вот человек, которому можно доверять. Его история была лучшей рекомендацией: выпускник Кембриджа, как и мой добрый Гриндал, к тому же судейский. Дружба с Кранмером тоже свидетельствовала в его пользу — архиепископ не одарит своим расположением первого встречного. Однако красноречивее всего за Вильяма Сесила говорил его собственный облик: серо-голубые глаза, способные выдержать любой взгляд, гладкий лоб, спокойная манера держаться — все выдавало человека, который никому не воздает злом за зло, но всею своею жизнью старается служить добру.
С первой встречи я поняла: вот кто разрешит мои затруднения. Я послала за ним, он откликнулся. Ждать пришлось долго. Однако правда, которой я искала, уже пятнадцать лет лежала в могиле, так что единственная надежда заключалась в терпении.Он пришел, когда в садах собирали плоды, и принес полновесный плод своих изысканий. Я была у себя в королевиных покоях — мы как раз вернулись в Уайт-холл, — и он, едва разложив свои свитки, бумаги и записи, приступил к сути.— Леди Елизавета, вы поручили мне вникнуть в обстоятельства смерти вашей покойной матушки. И вашего рождения — почему вас объявили незаконной, коль скоро ваши родители состояли в браке. — Он смолк и взглянул на меня без всякого выражения. — Быть может, многого вам лучше не знать…Длинный золотой луч августовского солнца плясал на стене; мне вдруг захотелось, чтобы он замер.— Говорите.— Короля, вашего отца, сочетал с вашей матушкой архиепископ Кентерберийский Томас Кранмер, сиречь высшее духовное лицо страны.Я глубоко вздохнула.— Однако позже отец постановил, что не был женат на моей матери, а значит, рождение мое не может считаться законным.— Да. — Умные глаза Сесила глядели осторожно. — Что возвращает нас ко второму параграфу моих инструкций, миледи, а именно — вашему желанию знать про смерть королевы, вашей матушки.Я желала бы больше знать про ее жизнь, сударь, но тут вы мне не помощник.— Эти обстоятельства взаимосвязаны, — продолжал Сесил бесстрастным судейским тоном. — Королеве Анне Болейн были предъявлены различные обвинения: она-де хулила свой брак и желала зла королю — однако нашему законодательству такой вид преступления неизвестен.Он смолк и странно поглядел на меня.Я подробно изучала римское право, когда проходила древнюю историю.— Обвинения против нее были сомнительны… с самого начала?Он посмотрел мне прямо в глаза, как смотрят судьи, и продолжал:— Главное обвинение против нее — преступная связь с пятью мужчинами после бракосочетания с королем — было предъявлено после того, как всех пятерых предполагаемых сообщников признали виновными. — Сесил глянул в свои записки. — По римскому праву раздельно обвинять лиц, подозреваемых в совершении одного преступления, — недопустимо. Это вопрос естественного права.Железные оковы сковали мои внутренности.— Мужчины, которые согрешили с ней… — начала я.— Нет. Которых признали виновными в этом грехе, — поправил Сесил. — Все они утверждали, что невиновны, кроме лютниста Смитона. Однако он как простолюдин был подвергнут пытке на дыбе… и другим истязаниям. Здесь записано, что даже на эшафоте каждый клялся спасением души, что королева невинна. Юному Генри Норрису, другу короля, было обещано помилование, если он признает свою вину и обличит королеву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44