Молодежь стоит там как на иголках, — вмешался министр, пропуская мимо ушей высказанное с таким жаром желание своей супруги и предложение графини Шлизерн.
Женщина с умными глазами и острым языком бросила удивленный, оскорбительно-испытующий взгляд своему союзнику; взгляд, который он позволил себе проигнорировать.
— Слишком рано, слишком рано, любезный барон! — решил князь уклончиво. — Программа заключается танцами.
— Я опасаюсь, ваша светлость, что наша очаровательная Титания не успокоится до тех пор, пока не увидит самый corpus delicti интересующего нас дела, — шутила графиня Шлизерн. — Не правда ли, пикантным интермеццо было бы для всех дам, если бы господин фон Оливейра дал нам возможность решить самим этот спорный пункт?
Женщина эта на минуту, казалось, совершенно забыла, что сегодняшним вечером решено было низринуть португальца.
— Не слишком ли многого вы желаете, дорогая графиня! — проговорил князь, улыбаясь и пожимая плечами. — Подумайте, в какое двусмысленное общество господин фон Оливейра должен принести свои драгоценности. Кругом нас разбойники, цыгане и бог весть какие странные личности… Вы видите, господин фон Оливейра, — обратился он к португальцу, — я охотно беру вашу сторону, но вы сами неосторожным образом бросили искру пожара, и я опасаюсь, что вам ничего более не остается, как представить доказательства.
Оливейра поклонился молча — яркий свет факела озарял его смуглое лицо и придавал ему почти мертвенную бледность.
Он вынул из бумажника карточку, написал на ней несколько слов и послал ее с лакеем в Лесной дом.
— Мы увидим бриллианты! — воскликнули некоторые из молодых дам, радостно всплеснув руками. Разбросанные группы гостей сомкнулись, приблизилась даже красавица-фрейлина, опираясь на руку нежной, бледной блондинки.
— Неужели вы не боитесь хранить столько драгоценностей в этом одиноком доме? — обратилась к нему блондинка, подымая на него свои большие, голубые глаза, невинно-боязливый взгляд которых изобличал сильную нервную впечатлительность.
Графиня Шлизерн рассмеялась.
— Малютка, — воскликнула она, — неужели вы так плохо рассмотрели этот дом?.. Конечно, он не окружен ни заборами, ни рвами, но самый вид его как будто говорит: не подходи ко мне слишком близко… Стены его — целый арсенал оружия и победоносных трофеев, я не поручусь за то, что там нет оскальпированных черепов индейцев; куда ни посмотришь, всюду тигровые и медвежьи шкуры, что при первом же взгляде убеждает вас, что пуля хозяина не знает промаху… Господин фон Оливейра, таинственность — действительная охрана вашей резиденции… Кстати, — прервала она свое шутливое описание, — признаюсь вам чистосердечно, что сегодня даже попугай ваш заставил меня обратиться в бегство! Скажите мне ради Бога, почему эта ужасная птица не переставая кричит своим приводящим в ужас голосом:
«Мщение сладко»?
Было ли то от пламени факела, или на самом деле лицо португальца окрасилось таким пылающим пурпуром?
Все глаза с любопытством и ожиданием были устремлены на него.
— Много времени назад фраза эта, беспрестанно повторяемая птицей, должна была карать человека, который под влиянием слабости уклонился с пути, предписанного справедливостью, — проговорил он после небольшой паузы, обводя строгим взглядом окружающих… — Господин ее, которого она очень любила, выучил ее этим словам; он повторял их в беспамятстве, даже при последнем издыхании… С этими словами связана очень страшная история…
При последних, намеренно медленно и с ударением сказанных словах, вся кровь, казалось, отлила от лица португальца.
Графиня Шлизерн устремила на него испытующе-вопросительный взгляд.
— Вы мистифицируете нас, господин фон Оливейра, — проговорила она с улыбкой, грозя ему пальцем. — Вы возбуждаете наше женское любопытство для того лишь, чтобы потом, пожав плечами, с таинственностью отказать нам в удовлетворении.
— Кто говорит вам это, графиня? Я мог бы без дальнейших околичностей начать сейчас же; но вы сами, наверное, менее кого-либо простили бы мне, если бы без специального дозволения его светлости своим рассказом я нарушил программу праздника.
— Ах, ваша светлость, это же интересная история из Бразилии! — обратились молодые женщины в один голос с просьбой к князю.
— Э, я-то полагал, что ваши маленькие ножки стоят как на иголках из-за боязни, что танцы будут задержаны, — пошутил он. — Прекрасно, я очень охотно принимаю в программу праздника историю господина фон Оливейры — за это мы вычеркнем из нее мужской квартет, который должен быть исполнен в лесу.
Глава 27
Что за странный оборот дела! Человек, так сказать, заранее лишенный благорасположения князя, делается львом вечернего празднества.
Конечно, почва, на которой он стоял, колебалась, она могла изменить ему, как трясина, в которой погибает обманутый неосторожный путник. Никто не знал этого лучше прекрасной фрейлины. Она бросала на него долгие, многозначительные взгляды. «Не заблуждайся», — предостерегали его темные глаза.
Гизела, до сих пор молча стоявшая рядом с князем и ни разу не решившаяся поднять глаз на португальца в то время как он говорил, поймала эти взгляды — они как кинжалы пронзили ее сердце… Кровь бросилась ей в лицо! Как бывало в детстве, когда, выражая свое отвращение к кому-либо, она отгоняла рукой неприятный предмет, так и теперь она чуть было не подняла свою руку. Слова, полные горечи, готовы были сорваться с ее уст… Безумная!.. Кто дал ей право вмешиваться в спор этих двух существ?.. В этот самый момент глаза его разве не искали глаз восхитительной цыганки и не бросали ей таких долгих, выразительных взглядов, от которых лицо ее вспыхивало таким пламенем?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101