– У меня может родиться дочь, – заметила Джини ради того, чтобы в этом абсурдном разговоре прозвучал хоть один разумный аргумент.
– Нет, у вас родится сын.
Ворон и Джини одновременно кивнули. Одно из двух: либо этот помешанный верит, что он может читать по звездам, либо его сумасбродные высказывания помогают ему чувствовать себя всесильным.
Он продолжал так, будто в предсказании пола новорожденных или в сватовстве к брошенным на произвол судьбы вдовам нет для него ничего необычного:
– Подобные действия могут оспаривать, однако я полагаю, что вправе считать моим сыном ребенка, родившегося в то время, когда я состою в законном браке с его матерью и признаю этого ребенка своим. Кстати, надо будет заглянуть в свод законов. Во всяком случае, он может носить мое имя и пользоваться всеми вытекающими из этого привилегиями. Я, разумеется, положу на его и на ваше имя солидный капитал. На этот раз вы можете остаться богатой вдовой – и в очень скором времени.
– В скором времени? – Этот неизвестно откуда взявшийся граф не заглядывал в магический хрустальный шар, но опять-таки говорил совершенно уверенно. Джини видела, как он поднимал тяжело раненных солдат, как долгие часы оставался на ногах без пищи и отдыха, но ощутила душевную боль при мысли о его возможных страданиях. – Вас мучает какая-то изнурительная болезнь?
– Да. То есть нет.
Ворон на заборе громко каркнул. Граф посмотрел на него со злостью.
– Нет, у меня ничего не болит, но время мое строго отмерено.
Ардет спохватился, что время его и в самом деле убывает с каждым часом, и приказал ворону убираться прочь и продолжать поиски.
Джини тем не менее ничуть не разуверилась в его здоровье, во всяком случае, в силе его разума.
– Прошу прощения, а сколько же вам лет? – решилась она спросить.
– Вы имеете в виду годы или опыт? – Он повернулся и посмотрел на нее своими темными глазами, желая, чтобы она поняла, и зная, что вряд ли она сможет понять. – Теперь настал его черед покачать головой. – Мне исполнился тридцать один год, когда я перешел… – Он запнулся на секунду и продолжил: – То есть когда я отметил последний из дней моего рождения. Достаточно того, что я обладаю мудростью глубокого старца и знаю, что брак – самое разумное для нас обоих.
– Для нас обоих? Я не понимаю, какая вам от этого польза.
– Совершить доброе дело – высокая честь, хотя бы только в моих глазах. Оно в самом себе несет награду. Я не мог оставить без помощи беззащитную деву. Это значило бы отказаться от взятых мною на себя обетов.
– Так вы, быть может, святой человек? Монах? Праведник? – Джини решила, что это может объяснить его гуманные поступки, его бескорыстную помощь раненым солдатам, в то время как ни один из других джентльменов его положения не снизошел до этого. – Я не думала, что членам монашеских орденов разрешено вступать в брак.
– Я не принадлежу ни к одному из культов или конгрегации, но мои обеты не менее священные и не менее обязательные.
– По отношению к кому? Вы не давали мне никаких обещаний.
– По отношению к самому себе, как некая присяга рыцарству.
– О рыцарстве теперь можно только прочесть в книжках о прошлом, которые повествуют о рыцарях на белых конях.
– Вороных.
– Вороных? – переспросила удивленная Джини.
– Я всегда предпочитал вороных лошадей.
Разговор полностью вышел из-под контроля и понимания Джини. Она снова встала.
– Со мной все будет в порядке. Я буду отправлена в Англию, вы же слышали, что капитан сказал мне об этом. И сама устрою свою жизнь. Вы были более чем добры ко мне и с избытком выполнили обязательства, налагаемые на вас вашим, как бы это лучше сказать… вашим кодексом чести.
Он скрестил руки на широкой груди и стоял теперь перед ней, неподвижный, словно бронзовая статуя, если не считать развевающегося от ветра плаща у него за плечами ч трепещущей пряди темных волос на лбу.
– Нет. Брак – единственный способ спасения вашего будущего.
В. ответ на это Джини прищелкнула языком и заявила:
– Чепуха. Вы могли бы просто предложить мне стать вашей любовницей.
Она, разумеется, отклонила бы такое предложение, но подобные соглашения всегда были в ходу там, где в достатке имелись нуждающиеся женщины и богатые мужчины с потребностями иного рода. Джини молила небеса, чтобы ее положение не стало до такой степени отчаянным.
Выражение лица у Ардета сделалось еще более суровым и серьезным.
– Вы оскорбляете нас обоих, а заодно и память вашего мужа. Он женился на вас из соображений чести.
– Элгин Маклин женился на мне потому, что мой отец пригрозил пристрелить его.
– Я не допущу, чтобы вы стали шлюхой при каком-то мужчине! Я этого не позволю!
Джини почти ожидала, что он ответит ей с таким пылом негодования и что в глазах его вспыхнут искры, словно молнии в тучах, внезапно появившихся на небе в погожий день. Ей не хотелось, чтобы граф заметил, как ее напугал взрыв его гнева, и потому она подняла голову как можно выше.
– Вы не страж моей чести, милорд. Никто не возлагал на вас ответственность за мою нравственность. Вы имели основания давать клятвы и обеты вышним силам, но вы не давали их мне.
– Выбросьте из головы упоминание о моих обетах. Обычный здравый смысл требует, чтобы джентльмен оберегал тех, кто в этом нуждается. Брак – наиболее быстрый способ достичь этой цели.
Джини вовсе не стремилась стать объектом расхожего, но совершенно неуместного в данном случае девиза насчет того, что положение обязывает. Подумать только, быстрый способ!
– Здравый смысл также требует соблюдения годичного траура. Раз уж вы заговорили об оскорблении, то память Элгина будет оскорблена, а общество выразит свое возмущение, если я выйду замуж неприлично скоро после смерти мужа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105