Алана вынуждена была признать его правоту и молча склонилась над костром.
– Давай объявим перемирие, – предложил капитан. – Хотя бы до тех пор, пока не подоспеет помощь. А потом можешь опять считать меня своим врагом.
– Я вас врагом не считаю, – тихо промолвила Алана.
Капитан понимал, чего ей стоило произнести эти скупые слова, но все-таки уточнил:
– Значит, мир?
– Д-да…
Наступила долгая пауза. Обоим почему-то стало неловко.
– Скоро стемнеет, – наконец нарушила молчание Алана. – Похоже, опять начнется метель.
Николас сосредоточенно рассматривал носки своих сапог.
– Я слышал, индейцы умеют предсказывать погоду. Это правда?
– Моя бабушка умела. И я не помню случая, чтобы она ошиблась.
Щеки Аланы порозовели от жара костра, и Николас вдруг обнаружил, что она прелестна.
– Расскажи мне про свое детство, Синеглазка, – попросил он. – Каким оно было? Я не представляю себе, что значит расти на природе… Ты была счастлива?
– Да, очень, – прошептала Алана. – Дедушка с бабушкой всегда были ко мне добры. Дедушка даже разрешил мне самой выбрать мужа. Я росла в красивом, благодатном краю. В лесах водилась дичь, в ручьях и реках было полно рыбы. Шайены жили прекрасно, пока… пока не…
– По-моему, индейка готова, – торопливо сказал Николас и тихо добавил, протягивая кусок Алане: – Прости, Синеглазка, я не хотел бередить тебе душу.
Они поели в полном молчании, а птичьи кости Николас закопал, чтобы лишний раз не привлекать к дилижансу внимание диких зверей.
Внезапный порыв ветра задул огонь, и с неба, словно из пуховой перины, посыпались крупные белые хлопья. Уже через минуту вокруг не было видно ни зги.
Алана и Николас со всех ног помчались к дилижансу. Она, дрожа, забилась в угол.
Николас надежно запер дверь и повернулся к девушке.
– Ты была права. Черт-те что творится! Проклятая буря! – в сердцах воскликнул он, но, вспомнив, что чертыхаться в присутствии девушки не положено, прикусил язык.
Алана невольно улыбнулась.
Зеленые глаза Николаса лукаво сверкнули.
– Прости, пожалуйста, я на миг позабыл, что ты меня понимаешь. Впредь обещаю выбирать выражения.
Алана укутала ноги одеялом.
– Боюсь, эта буря надолго. Но она хотя бы избавит нас на сегодня от волков. Как все-таки хорошо, что у нас есть дилижанс!
Николас привалился к спинке сиденья и задумчиво поглядел в темноту за окном.
– Скажи мне кто-нибудь месяц назад, что я буду прятаться с индианкой от волков и метели, уже не надеясь выбраться из дикой глуши, я бы принял его за сумасшедшего, – пробормотал Николас. – Честно говоря, мне до сих пор не совсем понятно, как я влип в такую дурацкую историю.
– Взрослый человек должен отвечать за свои поступки, – назидательно заметила Алана. – Вас никто не заставлял со мной нянчиться, вы прекрасно понимали, на что идете.
– Помилуй! – расхохотался Николас. – Как можно быть в твои годы такой рассудительной? Можно подумать, у тебя за плечами целая жизнь.
Однако Алана ничуть не обиделась на его слова и даже восприняла их как комплимент: шайены ценили мудрость очень высоко, намного выше, чем богатство.
Из дверных щелей потянуло холодом. Алана поежилась:
– Мороз крепчает, капитан. Как бы нам с вами не окоченеть…
– А ты иди ко мне, Синеглазка, – предложил Николас, раскрывая объятия. – Вместе нам будет куда теплей.
– Нет, – посиневшими от холода губами прошептала Алана, стараясь не замечать, что сердце ее радостно затрепетало от этих слов. – Нет!
– Но почему? Ты же вчера лежала со мной.
– Вчера вы были без сознания, и у нас было только одно одеяло.
Капитан немного помолчал.
– Синеглазка, ты не должна меня бояться. Неужели ты до сих пор не поняла, что я не причиню тебе зла? Я думал, ты мне доверяешь.
Ну как ему объяснить, что именно поэтому она и боится к нему приближаться?! Когда человеку доверяешь, ты перед ним беззащитен… А уж когда тебя так к нему тянет, как ее к Николасу, то дело совсем худо. Но Алана не призналась в этом:
– Вчера вы считали меня ребенком, а теперь знаете, что я взрослая.
В темноте ей не было видно, что Николас улыбнулся.
– Это верно. Еще какая взрослая! Ладно, ложись отдельно, но если замерзнешь, милости прошу.
– Хорошо. Я приду… если замерзну.
Они лежали, объятые тьмой, и Алане казалось, что на свете никого, кроме них, нет.
– Плечо не болит? – тихо спросила она.
– Побаливает, но гораздо меньше.
– Капитан Беллинджер!
– Почему бы тебе не называть меня Николасом?
– Николас, пожалуйста, расскажите мне про ваших родителей. Что это была за трагедия?
Николас прерывисто вздохнул.
– Я и забыл… Ты же присутствовала при моем разговоре с Флеммингами.
– Да, но не совсем поняла, на что они намекали.
– Все очень просто, Синеглазка. У моей матери был любовник… янки. Отец неожиданно нагрянул домой, застиг их в постели и застрелил негодяя. Но хотя отец защищал свою честь, янки его казнили. А моя мать до сих пор обретается в Беллинджер-Холле.
– Во время этой войны вы и янки были врагами? – уточнила Алана, теряясь в догадках, что могли не поделить белые люди.
– Мой отец не был солдатом, но все равно считал янки своими врагами. Как бы тебе объяснить?.. Представь, что было бы, если бы шайенская женщина связалась с мужчиной из враждебного племени?!
– Но, может, у вашей матери были основания так поступить? Вы не пытались с ней поговорить?
– Зачем? Она и не скрывала, что была влюблена в этого мерзавца.
В голосе Николаса звучала горечь.
– Вы… до сих пор любите свою мать, да? – еле слышно спросила она.
Николас долго молчал, уставившись в темноту.
– В детстве я, как часто бывает с мальчиками, считал свою мать центром Вселенной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94