– Как мне все-таки повезло! – воскликнул он, восхищаясь благородством своей жены.
Она же решила, что он имеет в виду Рыжую Бетти, и горячо его поддержала:
– Конечно! Такие лошади – огромная редкость. Уж сколько я, кажется, лошадей перевидала, а подобной не встречала ни разу.
– Я не про то, Синеглазка, – тихо промолвил Николас, и ему вдруг неудержимо захотелось домой.
Он мечтал поскорее остаться с женой наедине и доказать ей и себе, что она принадлежит ему. Только ему – и никому больше!
27
Весь Беллинджер-Холл скучал по уехавшей госпоже. Слуги погрустнели без Лилии, у которой для всех обычно находились добрые, ласковые слова.
Алана прекрасно понимала, что ей не справиться с ролью хозяйки Беллинджер-Холла, и во всем полагалась на верную Китти, а та тактично вводила ее в домашние заботы, и мало-помалу Алана начала кое в чем разбираться. Вскоре она научилась составлять меню и уже не стеснялась высказывать свои суждения по поводу других хозяйственных дел.
В то утро все почему-то шло наперекосяк: проказливый жеребенок проломил ограду и потоптал грядки с овощами, кухарка обварила себе руку, да так сильно, что пришлось послать за доктором…
Алана порвала платье, гоняясь за жеребенком, и теперь старалась сообразить, как незаметнее залатать прореху, чтобы платье не потеряло вид, – оно нравилось ей, и она не хотела с ним расставаться.
И вдруг в гостиной, где Алана сидела на диване, держа на коленях корзинку с нитками и иголками, оставленную ей Лилией, появился Эскью.
– Госпожа Алана, вас хочет видеть мисс Элиза Кэлдвелл, – церемонно, как всегда, объявил он.
Однако Элиза не стала дожидаться приглашения, а ворвалась вслед за ним и, с ненавистью поглядев на Алану, выпалила:
– У меня плохие новости! Мой отец умер!
Алана вскочила. Корзинка перевернулась, катушки и клубки рассыпались по полу.
– Что?.. Что ты сказала, Элиза?
Нервно стягивая перчатки, сестра резко повторила:
– Мой отец умер, понимаешь?
Почему-то нельзя было отрешиться от впечатления, что она злорадствует, сообщая Алане эту печальную весть.
У Аланы подкосились ноги. Все, казалось, происходит не наяву или не с ней… Она не могла себе представить своего отца в гробу…
Губы онемели и не слушались. Наконец она сумела вымолвить:
– Но как… как это случилось?
Во взгляде Элизы впервые промелькнула печаль.
– Доктор сказал, это сердце. Мы с отцом разговаривали, и вдруг… вдруг он упал и… все.
Голос Элизы дрогнул. Алана хотела обнять ее, но сестра резко отпрянула:
– Я сочла своим долгом сообщить тебе о его смерти, но, пожалуйста, не лицемерь, не делай вид, будто тебе МОЙ отец был дорог! Вы друг друга совсем не знали.
– Элиза, ты так бледна, – стараясь не обращать внимания на ее злую дерзость, сказала Алана. – Присядь. Хочешь, я принесу тебе холодной воды?
– Мне от тебя ничего не нужно! – обрушилась на нее Элиза. – Ты… ты явилась сюда, чтобы отобрать у меня отца. Но у тебя ничего не вышло! И уже не выйдет. Он не достался никому. Он теперь ничей… ничей…
Она зарыдала.
– Ты не понимаешь, что говоришь, – покачала головой Алана. – Я ничего не ждала от отца. Все это кончилось давным-давно.
Взгляд Элизы стал колючим.
– Он только о тебе и говорил! О тебе и о твоей матери! Хотя только я могла считаться его настоящей дочерью. А ты… ты грязная дикарка!
И снова Алана проявила терпение:
– Ты вне себя от горя, Элиза. Прошу тебя, присядь, успокойся.
И она снова сделала шаг к сестре.
– Не подходи ко мне! – взвизгнула та. – Это ты во всем виновата! Ты! Твой приезд убил моего отца.
– Не понимаю, при чем тут я…
– Отец очень страдал из-за твоей холодности, – дрожащим голосом произнесла Элиза, теребя носовой платочек. – Я… я старалась окружить его любовью, но моя любовь была ему не нужна. Он любил только тебя и Дональда. В Дональде он просто души не чаял! И так было всегда! С самого начала!
– Ну что ты, Элиза! – ласково проговорила Алана. – Отец и тебя любил, я в этом уверена.
– Да как ты смеешь меня утешать! Ты… жалкая полукровка! – взорвалась Элиза. – Ты слишком много о себе возомнила. Еще бы, родиться в убогой лачуге и вдруг оказаться в таких хоромах! Ты, я вижу, мнишь себя хозяйкой всего этого великолепия… Но не обольщайся, Николасу Беллинджеру ты скоро надоешь. Мне ли не знать, как он охоч до женщин! И как ненасытен… Ты ему быстро наскучишь.
«Да что я такого ей сделала? Почему она меня так ненавидит?» – растерянно подумала Алана, однако не выказала своих чувств, а спокойно, с достоинством произнесла:
– Я думаю, тебе лучше уйти, Элиза. Я старалась быть к тебе снисходительна, но ты слишком много себе позволяешь. Я не потерплю подобных заявлений о моем муже.
Грудь Элизы бурно вздымалась, глаза яростно сверкали. В них не было ни тени скорби, а была лишь лютая ненависть. Алана искренне не понимала, как такое возможно.
– Я прочла отцовское завещание, – с откровенным торжеством заявила Элиза. – Он ничего тебе не оставил, Алана. Ну как? Тебе это приятно?
Алана пожала плечами.
– Мне ничего не нужно от Энсона Кэлдвелла. Да и сейчас мне больше жаль тебя, а не его. Я потеряла отца много лет назад, а ты… ты только сейчас.
Однако доброта Аланы подействовала на Элизу, как красная тряпка на разъяренного быка:
– Избавь меня от своей жалости, Алана. Лучше пожалей себя, ведь когда Николас Беллинджер тобой пресытится и начнет увиваться за другими женщинами, ты будешь выглядеть очень жалко!
И торжествующе посмотрев на сестру, Элиза выбежала, оставив Алану в горестном смятении.
Алана застыла в оцепенении и не могла ни плакать, хотя ее сердце разрывалось от горя, ни собраться с мыслями, ни даже шевельнуть рукой или ногой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94