— с, беспокойством спросила она. — Не знаю, — неуверенно сказала Виктория. Я молю Бога, чтобы все было хорошо. Но эти мужчины внизу… и то, как они смотрели на Селию…
— Да, я видела.
Виктория подошла к окну. Природа здесь была роскошная, но совершенно чужая и непохожая на ту, к которой она привыкла.
Она надеялась, что на ранчо обретет покой, но чувствовала, что этого не будет. Ей мерещилась скрытая ненависть, что-то было здесь необъяснимое и пугающее.
— Мне страшно, — прошептала Виктория. — Эти мужчины выглядели угрожающе. Глупо звучит, правда? Но я никак не ожидала, что они будут вооружены.
— Здесь, наверное, все мужчины вооружены, ведь эта места по-прежнему опасны, — ответила Эмма.
— Ну, конечно. Здесь совсем не то что дома. Янки были тоже вооружены, правда, тогда шла война.
— И они вовсе не походили на бандитов, о которых мы столько слышали.
— Или читали. Помнишь тот жуткий роман, который Селия купила в Техасе?
Девушки посмотрели друг на друга и улыбнулись, вспомнив красочные описания, от которых у Селии глаза лезли на лоб. Эмма понемножку успокаивалась, а Виктория чувствовала себя ужасно. Когда они снова принялись распаковывать и раскладывать вещи, мысли ее вернулись к замужеству, и краска залила лицо. Виктория исподтишка взглянула на кузину. Эмма была старше ее на два года и успела обручиться. Может, она знала больше, чем Виктория?
— — Как ты думаешь, он будет здесь спать? спросила она.
— Вряд ли. Если бы он собирался поселиться с тобой в одной комнате, он просто устроил бы тебя в своей, — ответила Эмма, и Виктория с облегчением вздохнула.
— Да, мне тоже так кажется.
— Но, может быть, эта дверь ведет в его комнату, — добавила Эмма, оглядевшись.
Виктория подошла к двери, повернула ручку, и девушки увидели другую комнату, в которой, очевидно, кто-то жил.
— А я думала, там туалетная комната, — сказала Виктория и захлопнула дверь.
Ну, теперь она, по крайней мере, знала, что не будет жить с мужем в одной комнате. Но это было еще не все. Она думала об этом, машинально перебирая кофты и юбки, которые приготовила на будние дни, и, наконец, решилась.
— Ты знаешь, что произойдет сегодня ночью, Эмма, — спросила девушка едва слышно, — что будет, когда мы останемся одни?
Эмма замерла, прикусив губу:
— Не очень точно. А разве тетя Маргарет ничего не рассказала тебе перед отъездом?
Нет, ничего, кроме того, что я должна исполнить свой долг. Все это прекрасно, знать бы только, в чем он заключается. Я чувствую себя, просто дурой.
Неужели тетушка Елена ничего тебе не сказала?
— Наверное, она собиралась сделать это перед самой свадьбой. Но то, что я слышала в школе…
— Знаю, знаю… Я ведь слышала то же самое. Но почему-то сомневаюсь, что это правда. Единственное, в чем я уверена, так это в том, что супруги должны спать в одной постели… И иметь детей… — При мысли о детях Викторию передернуло. Она совсем не хотела иметь детей от майора. Ей невыносимо даже остаться с ним в одной комнате.
Эмма смотрела на Викторию и думала о своем погибшем женихе. После обручения Джон целовал ее, и поцелуи были далеко не целомудренными. В эти моменты Эмма испытывала такое блаженство, что сопротивлялась совсем не так сильно, как следовало бы благовоспитанной девушке. Джон страстно прижимал ее к себе, касался руками ее грудей, а однажды, когда он крепко обнял ее, Эмма почувствовала прикосновение чего-то твердого ниже пояса и догадалась, что это имело отношение к интимной супружеской жизни, к тому, о чем девчонки в школе шептались тайком.
Прошли уже годы с тех пор, как Джон погиб, боль утраты давно утихла, но желание становилось все сильнее. Своими прикосновениями он разбудил в ней женщину и оставил одну наедине с проснувшейся в ней страстностью. И все же Эмма была твердо уверена, что скорее проведет жизнь в одиночестве, чем выйдет замуж за такого человека, как Мак-Лейн.
Для Эммы Виктория была единственным близким человеком. Отношения с дядей и тетей отнюдь не были теплыми, а Селия была еще ребенком, милым и веселым, но не способным разделить тревоги и ответственность взрослых людей.
Эмма с грустью смотрела на Викторию. Она казалась такой хрупкой и слабой, что трудно было даже представить, что за этой инфантильной внешностью скрывается-сильный и твердый характер. В течение двух последних, самых тяжелых лет, когда ни один южанин не ел досыта, именно Виктория кормила всю семью. Она что-то обменивала и продавала, часами копалась в огородике, и все это для своих близких. Наконец, и на этот брак она согласилась, чтобы спасти свою семью. Сейчас Виктория хотела знать то, о чем Эмме было трудно говорить, но она сделает это, Виктория должна быть готова к тому, что произойдет сегодняшней ночью.
Эмма откашлялась и, с трудом преодолевая смущение, заговорила:
Знаешь, Джон трогал мои груди, и потому, потом у него между ног все становилось твердым. — Эмма опустила голову. Она не могла смотреть Викторин в глаза. — Мне кажется, муж делает что-то между ногами у жены, и от этого появляются дети.
Виктория почувствовала, что ей стало трудно дышать. Значит, майор будет касаться ее грудей. Господи, как это ужасно? Он будет поднимать ее ночную рубашку, а его самые интимные места будут у нее между ног. Желчь подкатила ей к горлу. Ее начало тошнить. Перед глазами встала омерзительная картина: майор своими грубыми толстыми пальцами мнет ее груди. Виктория сжала кулаки.
Эмма не заметила этого, она по-прежнему не поднимала глаз.
— Конечно, Джон никогда не делал ничего, что могло бы обесчестить меня, — продолжала она, — да теперь я об этом жалею. Мне нравились его поцелуи и прикосновения, мне хотелось, чтобы он довел все до конца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105