И сырость этому не помеха. В Бате тоже сыро и прохладно, а больные едут туда на воды.
— Дартмур тебе не подходит, — возразил он. — Ты побыла здесь всего два месяца и…
Он провел рукой по волосам. «Скажи ей, — приказал он себе, — хватит притворяться». Она заболели из-за него, и он должен поговорить с ней, пусть даже без Эвершема.
Черт побери, доктору пора бы уже приехать сюда, он бы наверняка знал, что делать. Судя по его репутации, он талантливый опытный врач и заставил бы ее смотреть на вещи реально.
— Ты плохо себя чувствуешь, — продолжал Дориан. — Плохо ешь, плохо спишь, устала… и ведешь себя неразумно. Вчера ты дулась почти два часа, потому что ужин тебе показался «пресным».
— Она должна была положить специи. — Гвендолин нахмурилась и сжала кулаки. — Я послала за ними в Лондон и объяснила кухарке… про флегму, пищеварение, вывод лишней жидкости… а она выслушала и приготовила пюре.
Дориан вздохнул. Хоскинс уже разговаривал с кухаркой, и та сказала, что острые блюда вызывают у ее светлости несварение желудка, отчего миледи не спит по ночам.
Всем известно, что специи горячат кровь.
— Кухарка беспокоилась о тебе, — примирительно сказал Дориан. — Мы все о тебе беспокоимся.
— О, замечательно! Я близка к решению медицинской загадки, а никто не хочет мне помогать… Они вбили в свои тупые головы, что им надо беспокоиться. — Гвендолин подошла к столу. — Будь я мужчиной, все бы говорили, что я слишком увлеклась работой. Но поскольку я женщина, то это всего лишь фантазии и мне надо охладить кровь. Охладить! — Она стукнула кулаком по столу. — Что за примитивные, средневековые представления. Удивительно, что я вообще способна думать в такой атмосфере глупости и ненужных тревог. А я и без того не могу сосредоточиться в моем состоя… — Она быстро направилась к двери, объясняя на ходу:
— Мне нужен свежий воздух.
Но Дориан оказался у двери раньше и загородил ей дорогу.
— Гвен, там же идет дождь. А ты… — Он замолчал и нахмурился. Лицо у нее пылало, она тяжело дышала, как будто пробежала целую милю и… — Твое платье село после стирки. — Удивительно, как ты еще можешь дышать.
— Ничего удивительного, — сказала она, глядя в пол. — Все женщины в нашей семье быстро полнеют.
Я… беременна.
— О! — Дориан прислонился к косяку. — Понимаю. Да. Конечно.
Комната вдруг потемнела, закружилась, в желудке возникла какая-то тяжесть, глаза болели, в горле запершило, а сердце превратилось в снежный ком.
— Нет! — вскрикнула Гвендолин. — Не смей и думать сейчас о приступе!
Она бросилась к мужу, и тот инстинктивно обнял ее.
— Я счастлива. — Гвендолин прижалась головой к его ноющей груди. — Я хочу нашего ребенка. И я хочу. чтобы ты был здесь.
— О, Гвен.
— Это возможно. Еще только семь месяцев. — 0м слабо улыбнулась. — Я же не слониха, которой требуется больше двадцати месяцев.
Дориан выдавил хриплый смешок:
— Оказывается, у нас есть и кое-какое преимущество. Хвала Господу, что ты не слониха.
— Скоро я буду на нее похожа. Ты ведь не захочешь пропустить такое зрелище?
— Разумеется, нет, дорогая, — ответил Дориан, запуская пальцы в густые кудри жены. — Искушение слишком велико.
— Надеюсь. По мнению доктора Эвершема, настроение больного может существенно влиять на лечение. — Ее голос обрел прежнюю уверенность. — Мне не стоило так долго молчать, но первые недели беременности еще не дают окончательной гарантии, и я не хотела манить тебя пустыми надеждами. Предосторожность, конечно, излишняя, ведь у женщин в нашей семье практически не бывает выкидышей.
«Еще семь месяцев», — подумал Дориан. Ему определили меньший срок, а они прожили с Гвендолин уже два месяца.
Однако его состояние намного лучше, чем у матери.
Зрительные химеры не превратились в демонов, настроение довольно ровное. Никаких приступов черной меланхолии или необоснованных вспышек ярости и веселья. Только неистовый восторг при занятиях любовью, минуты спокойных раздумий и удовольствие от совместной работы с женой.
Согласно отчету Борсона, мать до конца не теряла способности говорить. Лишившись разума и живя в своем фантастическом мире, она продолжала разговаривать… иногда весьма хитро. Может, она не погрузилась бы в тот фантастический ад, если бы реальный мир предложил ей понимание, радость, ощущение того, что ты нужен и приносишь кому-то пользу. Возможно, она и жила бы дольше и умерла бы спокойнее.
«Еще несколько месяцев», — говорил себе Дориан.
Слишком долго. А как бы хотелось увидеть своего ребенка. Но все-таки он подарит Гвендолин малыша, который утешит ее и избавит от несколько сентиментального желания оплакивать мужа.
Тем не менее ее решение остаться здесь было плохим знаком. Гвендолин должна начать новую жизнь в новом месте, подальше от грустных воспоминаний. Ладно, когда приедет Эвершем, он уж направит свою ученицу на путь истинный.
Дориан крепко прижал к себе жену.
— Я постараюсь думать только о хорошем, — пообещал он.
— И поговори с кухаркой, — пробормотала Гвендолин где-то в области его воротника. — Напомни ей, кто в доме врач. Я велела приготовить к ужину карри… и поострее.
— Да, ворчунья. — Он поцеловал ее в волосы. — Но сначала посмотрим, что может сделать доктор Дориан, чтобы поднять тебе настроение.
Глава 7
За прошедшие десять дней Гвендолин не раз вспоминала тот разговор и методы, которые использовал муж, чтобы ее развеселить. Их он применял каждый день: поцелуями и ласками прогоняя раздражение жены, вознося ее сильными руками на небеса и даря неземное блаженство.
И сейчас в приемной доктора Нибонса она тоже вспоминала те чудесные мгновения, пытаясь сохранить хладнокровие, чтобы ненароком не обидеть врача, может, даже смертельно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32