Схватив ведро, он обернулся. Меган сидела на плащах, чинно подоткнув под себя подол и стягивая черные шелковые перчатки. Он надвинулся на нее. Она подняла глаза и воззрилась на его пах, где ткань угрожающе натянулась.— Ваш пирог, мадам! — объявил он, ставя ведро рядом с ней. Меган отложила перчатки и вскинула голову:— Не вижу.Жар, обуявший его, не имел никакого отношения к солнечным лучам.— Приглядитесь получше, мадам.— Он закрыт тканью, — пожаловалась Меган. — Может, лучше снять ее?Мохаммед вспомнил тепло ее губ и ласки языка, когда она целовала его жезл. Вспомнил и задрожал.— Мы оба простудимся, — снова предостерег он. Меган положила руку на верхнюю пуговицу лифа.— Зато навсегда сохраним счастливые воспоминания о мясном пироге, не так ли?Она расстегнула первую пуговицу… вторую… третью… Лиф сполз с плеч. Груди, согретые солнцем, мерцали, как алебастровые. Полные. Тяжелые. Совершенные.— Распусти волосы, — сдавленно попросил он.Она закинула руки за голову, и груди приподнялись. Волосы под мышками оказались рыжевато-каштановыми.Длинная толстая коса упала на плечо. Вытащив шпильки, Меган медленно расплела ее и расчесала пальцами. Она была готова удовлетворить все прихоти евнуха. Он не мог сделать для нее меньшего. Мохаммед рывком стащил с себя тобс, отшвырнул не глядя и встал перед ней на колени. В тусклом свете раннего утра, при закрытых занавесках, было заметно лишь его состояние, но не шрамы. Теперь же, при свете дня, скрыть их было невозможно.Но она не испугалась, не выказала отвращения при виде искалеченного мужчины. Только торжественно открыла ведро с едой. Он так же торжественно принял из ее рук кусок пирога, сел, скрестив ноги, ясно сознавая, что она видит все… его шрамы, его желание, все, что он старательно прятал целых сорок лет. Меган достала небольшой кувшин с сидром, разлила по стаканам. При каждом движении грудь колыхалась, а соски пронзали ледяной весенний воздух. Он поспешно откинул назад ее волосы, чтобы лучше видеть груди.Пирог оказался безвкусным, сидр — кислым, однако ему показалось, что он никогда не пробовал ничего лучше. Когда они осушили кувшин, доели пирог и облизали пальцы, Меган аккуратно сложила посуду в ведро. Потом встала и переступила через юбки. Волосы снова закрыли ее лицо.— Я хочу оседлать вас, сэр.Двадцать четыре часа назад он посчитал бы ее ненормальной. Двадцать четыре часа назад он не впустил бы вдову, притворившуюся шлюхой. Но сейчас он одним движением сбросил ее одежду с плащей и лег. Солнце припекало. Встав перед ним на колени, Меган сжала могучий жезл. У него зашлось сердце. Влажное тепло обнимало его. Он почти терял сознание.Мохаммед сосредоточился на лице Меган, решительно пытавшейся ввести его в себя. От напряжения она даже прикусила нижнюю губу, совсем как старательная школьница, готовившаяся к экзамену.— Возьми меня домой, Меган, — хрипло попросил он, гадая, где же его дом.И вдруг ее портал раскрылся, и она поглотила его. Он застонал. Ее волосы щекотали его пах. Кончик жезла проникал все дальше. Он ощущал, как лихорадочно бьется ее пульс.Меган сконфуженно посмотрела на него сверху вниз:— Наверное, я чересчур стара для такого.Он стиснул ее бедра.— Вряд ли, мадам, а теперь скачите на мне, — процедил он. — Как та юная девушка на своем парне.«Покажи, что это такое — снова стать молодым, здоровым и беззаботным», — молчаливо молил он.Она нерешительно приподнялась: прохладный воздух прошел по его жезлу, хотя головка была охвачена расплавленным раскаленным металлом. Меган смотрела на него чувственно повлажневшими глазами, в которых светилось желание доставить ему радость. Но он жаждал ее сочувствия, он хотел ее эгоистичного самоудовлетворения.Он вскинулся и одновременно потянул ее вниз, вынуждая принять его твердость: больше ему нечего было дать.Меган медленно усваивала ритм: вверх — бедра и лоно сжимают его; вниз — бедра и лоно раскрываются. В слепом вожделении она подалась вперед и припечатала его ладони своими. Ладонями женщины, привыкшей к стирке и кухонной плите.Солнце озарило ее светящимся нимбом. Мохаммед молча наблюдал, как колышутся ее груди и натягиваются жилы на шее. Хриплое дыхание сливалось с сочными шлепками плоти о плоть. Меган скакала на нем, пока он не ощутил солнце на своей спине, и землю под ногами, и ветер в лицо, потому что оба они ускакали галопом в прошлое, где были молоды и невинны.И вдруг все замерло: скачки, движения, бег к свободе. Меган смотрела на него: лицо залито потом и светом, волосы липли к щекам и груди. Ее лоно трепетало в блаженных спазмах, сжималось, расслаблялось, сжималось, расслаблялось… вокруг его сердца.Мохаммед подавил мучительный крик. Он еще не был готов снова вернуться в тело евнуха. Не сейчас, когда кровь по-прежнему пела в жилах и желание огнем пробегало по спине. Меган отдышалась и подняла голову:— Ты не можешь, верно?Он не стал притворяться, будто не понимает.— Не могу.Но, Боже, Аллах, он хотел! Как он хотел!— Я дам тебе облегчение, Мохаммед. Она поспешно встала на колено, и он выскользнул из нее, хотя напряженное твердое копье тянулось к ней. Он не мог наглядеться на эту красоту: женское лоно — розовое, влажное, обрамленное крутыми черными завитками, темнее, чем у нее на голове и под мышками. Меган быстро подняла ногу и перенесла через него, так что теперь ее ноги были скромно сжаты.— Пойдем со мной, — велела она таким же беспрекословным тоном, каким он отдавал приказания раньше.— Зачем? — с трудом выговорил Мохаммед, пытаясь прийти в себя.Почему они не могут остаться здесь, пусть и ненадолго?— Я хочу сделать приношение, — загадочно обронила Меган.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24