Что сказать? Неожиданно выручил Гиви, ему надоело слушать шаири и держать в знак восхищения рот открытым:– Царь царей, твой стих заглушает голос Лейли, а Меджнун мог бы служить евнухом в твоем гареме, если бы это разрешил церковный съезд.– Ты, азнаур, замечательно сказал! – Теймураз густо захохотал и внезапно нахмурился. – Персидские газели блещут глубиною мысли и высокой отточенностью слов, но гаремная жизнь женщин кладет предел возвышенным чувствам певца. Нет истинной утонченности, свободного поклонения красоте, ибо изощренная эротика мешает целомудренному любованию.– Светлый царь, твои слова подобны флейте, – вдруг вспомнил Гиви слышанную в Исфахане лесть. – Если бы евнухи были мужчинами, они могли бы описать лучезарную красоту женских спин, ибо гурии без всякого стеснения плавают при них в бассейне, извиваясь, как серебристые рыбы.Хохотал Теймураз, вежливо смеялся князь Чавчавадзе. Дато никак не мог найти ногу непрошеного собеседника, чтобы отдавить ее. К счастью, приход Вачнадзе прервал изощрения Гиви.– Пресветлейшая царица Натиа и прекрасная царевна Нестан-Дареджан пожелали видеть уважаемых гостей, просят царя…– Постой, князь, ты послушай, что пропел азнаур: Красотою лучезарной затмевая лик светила,Серебристой рыбкой плещут в водах гурии лазурных… – Почему в водах? В бассейне, царь! – обиделся за искажение Гиви.– Ты меня не учи! В водах просторнее, я уж так записал и менять не стану!Теймураз поднял голову – он опять был царем!– Великий Моурави пожаловал и прислал нам посланников своих, от них сердца наши возвеселились. О делах малых и великих угодно нам беседовать завтра, – он перевел взгляд на Дато и заговорщически улыбнулся. Он опять был поэтом. – Сегодня же, друзья, час встречи, шаири и вина!Он весело увлек азнауров к ожидающему двору и до поздней луны угощал их чудесным вином и сладкозвучными шаири…Лишь только Гиви открыл глаза, щурясь от ослепительных лучей, Дато погрозил ему кулаком:– Голову оторву, если сегодня тоже вступишь с царем в разговор.– Как?! Он и сегодня будет шаири читать?– Гиви, мое терпение ограниченно, – лучше сейчас оторвать тебе голову.– Попробуй. Разве не слышал слов Хорешани: «Береги Гиви, пусть даром в драку не лезет, если встретите…»– А я о чем предупреждаю тебя, воробьиный хвост? Не лезь в шаирную драку, да еще с царем. Вчера случайно цел остался, князья вовремя кашлять начали.– Знаешь, Дато, иди один. Тайная беседа всегда лучше без лишних ушей. Мне царевна обещала соколов показать.– Я тебя не уговариваю, но смотри – не вспоминай при царевне о евнухах, девушки этого не любят.– Не учи, женщины тоже любят мужчин с усами.– О сатана! – Дато повалился от смеха на тахту. – Больше не буду с тобою путешествовать.– Попробуй! Хорешани только мне и доверяет, знает, как ты не любишь женщин к изгороди прижимать…Приход Вачнадзе прервал увлекательную беседу, и Дато последовал за князем на деловое свидание. Гиви, вскочив, стал усердно прихорашиваться, смотрясь в лезвие шашки. Он спешил на встречу с соколами.Дато быстро оглядел приемный зал: никаких пергаментов и чернильниц. На троне сидел царь Теймураз. По правую руку – архиепископ Феодосий и архимандрит Арсений, по левую – князья Чавчавадзе, Джандиери, Вачнадзе.Соблюдая правила чинов и титулов, Чавчавадзе торжественно представил посланника Картли. И Дато, точно впервые видел царя, низко склонился, преклонив колено, поцеловал протянутую руку и передал начальнику двора послание Моурави.Чавчавадзе приложил послание, как ферман, ко лбу и сердцу и вскрыл печать голубого воска. Читал он чуть нараспев, громко, с замедлениями на важных местах, в глубоком молчании слушали кахетинцы.Дато, придав лицу выражение глубокой почтительности, украдкой разглядывал царя и вельмож. Это были испытанные воины и дипломаты, прошедшие с мечом и пером тяжелый путь от рубежей ширванских до пределов Трапезундского пашалыка. Они знали себе цену и на вершине величия и в бездне поражения… «Должны согласиться, – думал Дато, – другого выхода из турецкой Гонио у них нет».Чавчавадзе продолжал все более довольным голосом:– Царство твое подобно сваленному грозой дубу. Если снова вторгнется шах, даже оборонять некому: лучшие погибли в сражениях, угнаны в Иран, разбрелись по другим землям. Худшие захватили твои владения и готовы предаться врагу.Тебя, царь, чтят и Кахети и Картли. Чтят за непримиримую борьбу с шахом Аббасом, за верность церкви, за жертву, которую ты счел возможным принести ради сохранения народа и святынь… Кто из людей, а не гиен, не прольет слезы, вспоминая мать-царицу Кетеван? Кто не преклонит колена перед твоим горем – потерей царевичей, надежды народа и трона? Кому же, как не доблестному Теймуразу, царю Грузии, царствовать и повелевать? Но нет радости в царствовании, если страна ежечасно ожидает нового вторжения и не в силах бросить войско против недруга!Сколь бы ни были сладки посулы Русии и Рима – нельзя рассчитывать на их щедроты вдали от престола. Я, обязанный перед родиной, предлагаю тебе мой меч и сердце. Однажды я уже помог изгнать кизилбашей из Кахети и в дальнейшем не допущу посягательства на священные земли наши.Сейчас время новое: время сильного царя, сильного царства. Даже лев бессилен перед стадом оленей, но одного легко растерзает. Сейчас двум кровным братьям нельзя вести бой порознь. Кахети и Картли должны быть под одним скипетром. Другого пути к укреплению Иверской земли нет. Всю тяготу власти возложили на меня народ и церковь. Но столетия возвеличили род Бегратидов, – да продлится до скончания веков сияние скипетра Давида и Тамар!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158