— Высоко чту ваше милостивое доверие.
— Я возьму ваших детей под свое покровительство. А ваша служба не будет забыта.
— Согласен, ваше величество, и сделаю все, что зависит от моих сил… Каждый день готов жертвовать для вас жизнью своей.
— Благодарю вас, мой друг. — Император пожал руку Резанову. — Попытка завязать отношения с Японией, предпринятая при императрице Екатерине, окончилась неудачей. Предполагалось направить еще одну экспедицию в Японию, но мой отец не захотел следовать по стопам своей матушки. Ознакомьтесь с докладом Адама Лаксмана и иркутского губернатора. Вы должны удостовериться, как обстоят дела с этими загадочными странами. Назначаю вас действительным камергером своего двора. В преддверии ваших больших заслуг награждаю орденом святой Анны первой степени.
— Благодарю вас, ваше величество, я не достоин таких почестей.
— Под ваше начальство отдаются оба корабля компании. Вас будет сопровождать почетная миссия, состоящая из уважаемых лиц…
После разговора с Александром Резанов удостоился поцеловать руку императрицы Елизаветы.
День был праздничный, и во дворец съезжались приглашенные.
«Для праздничного дня, — записано в камер-фурьерском журнале, — съехались ко двору знатные придворные и прочие особы обоего пола, персоны и чины военные, дамы в круглом, кавалеры в праздничном платье и собрались: придворные и имеющие вход за пост кавалергардов в Кавалерском зале, прочие же в комнате, где пост кавалергардов».
Обласканный императором, Николай Петрович не стал дожидаться праздничной церемонии. Ему хотелось скорее рассказать обо всем Михаилу Матвеевичу Булдакову.
Провожаемый завистливыми взглядами придворных, Резанов быстро миновал кавалергардский пост, оделся в передней и вышел на Дворцовую площадь.
Настроение у Николая Петровича было приподнятое. Он словно отошел от собственных своих забот и думал только о предстоящем путешествии. Он увидит Русскую Америку. Чем он может ей помочь? Каким окажется правитель Баранов при близком знакомстве? Николай Петрович бесконечно просматривал списки товаров для компанейских нужд, приготовленных к погрузке. Не забыть бы главного, в чем нуждаются люди в Америке.
В один из теплых июньских вечеров он сел за стол, зажег свечи в серебряном канделябре.
«…Теперь готовлюсь к походу, — писал он другу своему, Ивану Ивановичу Дмитриеву. — Два корабля купеческих, купленные в Лондоне, отдаются в мое начальство. Они снабжены прекрасным экипажем. В миссию со мной назначаются гвардии офицеры, а вообще для путешествия — ученая экспедиция.
Предмет моего путешествия, — писал Резанов, — относится более до торговли. Я должен произвести все возможные опыты, ибо одно из двух судов, со мной назначенных, принадлежит компании. В Америке должен я также образовать край тот, сколько позволит мне время и малые мои способности. Я везу туда семена наук и художеств; со мной посылают обе академии книги и картины, также и многие частные люди посылают кто книги, кто бюст, кто эстамп, кто картину, кто творения свои, и я желал бы, чтобы имя русского Лафонтена украсило американский музей. Пришли, любезный друг, творения свои при письме, которые я положу там в ковчеге, сохраняющем потомству память первых попечителей о просвещении края того. Я прошу вас, как друга, не лишать меня сего удовольствия. Сделайте мне также чувствительное одолжение, постарайтесь убедить к таковому же подвигу великих мужей века нашего, в Москве пребывание имеющих».
Николай Петрович поправил пальцами обгоревшие фитили у оплывших свечей и несколько минут сидел задумавшись, устремив взгляд в окно.
Белая петербургская ночь царила над городом. Резанов стал думать, что его ждет в долгом плавании вокруг всего земного шара. Выдержит ли здоровье? Здоровьем он никогда не мог похвастаться. Но желание «образовать» для России новый край глушило всякие сомнения. Резанов снова взялся за перо:
«Прощай, любезный друг мой, будь здоров и благополучен. Когда подрастут дети мои и ты с ними встретишься, скажи им, что знаешь об отце их и матери, помоги советами своими, чтобы были они добрые люди и верные сыны отечества, для которого ими их отец пожертвовал. Сего единого просит от дружбы твоей преданный и душою тебя чтущий Резанов.
P. S. Державин прислал мне сочинения свои в кадьякскую библиотеку. Не согласится ли кто из московских писателей прислать что-нибудь, чтобы увековечить свое имя? Распусти, любезный, слух сей. Все безделки вообще составят знатное собрание».
За две недели до окончания погрузки император назначил в свиту чрезвычайного посла Резанова несколько чиновников и офицеров. Здесь были из свиты его величества майор Фредерицкий, подпоручик гвардии Федор Толстой, надворный советник Фосс, доктор медицины Бринкин, живописец Курляндцев и иеромонах Гедеон.
Камергер Резанов получил подробную инструкцию, утвержденную императором, для точнейшего выполнения возложенных на него поручений и триста золотых и серебряных медалей для раздачи отличившимся в колониях на службе компании.
В делах Лаксмана нашелся лист со знаками японского императора, заключавший в себе дозволение одному русскому судну прибыть в Нагасаки с представителями для ведения переговоров с японским правительством. Это давало некоторую надежду.
На следующий день Иван Федорович Крузенштерн был приглашен в кабинет главного директора компании Булдакова.
Крузенштерн явился в парадной форме, при орденах.
— Рад вас видеть, господин Крузенштерн. Прошу вас, садитесь.
Михаил Матвеевич тоже был в парадном мундире коллежского советника и при шпаге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131