Она бежала быстрее и быстрее, боясь оглянуться, но в сердце ее теплилась надежда: как только она добежит до кухни Хепзебы, она будет вне опасности.

Но мистер Эванс уже побывал там до нее…
Она сразу это поняла. Хотя с виду ничего вроде не изменилось — на одном конце стола сидел за книгами Альберт, а на другом Хепзеба делала яблочный пирог, тыкая вилкой в тесто, чтобы по краю получилась оборочка, — тем не менее ощущение было такое, словно погас свет. Потемнело в кухне, потухли их лица…
— У нас сегодня был посетитель, Кэрри, — сказал Альберт. Он сидел с каменным лицом, и она поняла, что он считает ее виноватой…
— Что удивительного в том, что он захотел прийти и попрощаться с сестрой? — спросила Хепзеба.
— Он приходил рыться в ее вещах, — возразил Альберт.
— Он ее ближайший родственник, Альберт, — вздохнула Хепзеба. — Он имеет право здесь распоряжаться.
— И приказать тебе убираться отсюда? — спросил Альберт ледяным тоном. — На это он тоже имеет право?
— Он предупредил меня за месяц — какие могут быть претензии? — спокойно рассудила Хепзеба. — За это время я, может быть, что-нибудь найду. Думаю, это будет не очень трудно, на фермах не хватает рабочих рук, потому что мужчины ушли на войну. Я готова работать за еду и кров, а силы у меня пока есть. И мистер Джонни тоже может работать. Он умеет управляться с коровами и с овцами, особенно во время ягнения.
— Но, Альберт, ты же сказал, что они могут жить здесь! — вскричала Кэрри.
— По-видимому, я ошибся.
— Но ты мне сказал…
— А ты передала ему, да?
— Перестань, Альберт, — остановила его Хепзеба. Она чуть улыбнулась Кэрри. — Завещания не существует, и ничего не поделаешь! Мистер Эванс звонил в банк и ее лондонским адвокатам, и нигде никаких следов. Бедняжка, по всей вероятности, выдавала желаемое за действительное, упокой, господи, ее душу! У нее были добрые намерения, она считала, что завещание составлено, так часто бывает с людьми, которых мучают боли. Винить ее нельзя.
— Я ее и не виню, — упорствовал Альберт.
Хепзеба поглядела на них, потом поставила яблочный пирог в духовку, захлопнув дверцу с такой силой, что несколько угольков выпало на решетку. Она подобрала их, поправила огонь и сказала:
— Даю вам время помириться, пока пирог в духовке. Иначе я с вами поговорю как следует. Нынче у меня терпение кончилось.
Альберт встал, показав головой на дверь.
— Пойдем. Делай, что она велит.
Они вышли из кухни и, миновав холл, поднялись наверх по натертой до блеска лестнице. На площадке одна дверь была полуоткрыта, и Кэрри увидела застеленную шелковым покрывалом кровать и задернутые шелковыми занавесями окна. Спальня миссис Готобед!
Она замерла, сердце ее стучало.
— Она там?
На лице Альберта было написано презрение.
— Ничего бы с тобой не случилось, если бы и была, но ее там нет. Она внизу, в гробу. Я вовсе не собирался тебе ее показывать.
Он распахнул дверь настежь. В большой сумрачной комнате пахло розами. На столе стоял большой букет, который отражался, как и она сама, в десятках зеркал. Они покрывали все стены. И когда Альберт открыл дверцы гардероба, чтобы показать ей туалеты миссис Готобед, вся комната превратилась в радугу из красок.
— Ее платья, — прошептал Альберт. — Все ее платья.
— Двадцать девять, — сказала Кэрри. — По платью в год, пока был жив ее муж.
Альберт удивленно замигал, потом пришел в себя и заговорил, еле сдерживаясь от гнева:
— Твой мистер Эванс! Знаешь, что он сделал? Он поднялся сюда, пересмотрел их все, пересчитал и переписал. А потом сказал Хепзебе, что она будет отвечать, если хоть одно пропадет. Как будто она способна украсть! Хепзеба не сказала, что он еще ей наговорил, но я уверен, именно из-за того, что она молчит, ничего приятного он ей не сказал. А ты как думаешь?
Кэрри согласно кивнула головой. «Змея, пригретая на груди». Неужели он сказал это Хепзебе прямо в лицо?
— И лазил здесь по всем ящикам, — добавил Альберт. — Рылся в шкатулке с драгоценностями.
Шкатулка была тут же на туалетном столе, среди флаконов с серебряными крышками. Блестящий ящичек черного дерева, крышка его была откинута, дно выложено голубым бархатом. Камни сверкали и блестели.
Альберт нахмурился. Потом выпрямился и замер, тяжело дыша, словно закаляя себя на подвиг. Кэрри смотрела на него во все глаза, но он ничего особенного не совершил, только вытащил из шкатулки ее бархатное дно. Под ним оказалось углубление, в котором лежала нитка жемчуга.
— Так, — медленно сказал Альберт. — Только случайно, по-моему…
— Что случайно? — спросила Кэрри, но не успел Альберт ответить, как в дверях показался мистер Джонни.
— Кулдык-кулдык, кулдык-кулдык… — Он суетливо вбежал в комнату и бросился к ним, просительно заглядывая в их лица. — Кулдык-кулдык… — Он говорил совсем не так, как обычно, когда хотел лишь поддержать разговор. Он старался им что-то сказать.
Альберт пытливо смотрел на него. Потом сказал настойчиво:
— Еще раз, мистер Джонни. Постарайтесь сказать как следует.
Мистер Джонни перестал улыбаться, поджал губы, и лицо его исказилось от напряжения. Он разразился потоком неразборчивых слов.
Альберт вздохнул.
Мистер Джонни напряженно следил за его лицом, снова что-то кулдыкнул, потом возбужденно засмеялся, опустил руку в шкатулку с драгоценностями, вынул ее и дотронулся до нагрудного кармана. И, склонив голову набок, выжидательно посмотрел на Альберта, как собака в надежде на лакомый кусочек.
— Интересно, — пробормотал Альберт.
— Так делает мистер Эванс! — догадалась Кэрри. — У него плохо пригнана вставная челюсть. Ник говорит, что ему жалко денег заказать новую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41