Но вы должны продолжать свою роль.
— Какую?
— Быть с ним по-прежнему ласковой.
— Но ведь он узнает, что я приняла противоядие.
— Не вставайте завтра с постели до трех часов; а когда придет дон Хозе, пожалуйтесь ему на тяжелую голову и продолжительный сон и припишите это большой дозе опиума, который вы будто бы приняли.
Он опять завязал глаза Фатиме и скрылся, прошептав ей на ухо:
— Остерегайтесь кормилицы и негра!.
Спустя два часа после того, как дон Хозе отравил гитану, он был уже у восхитительной Банко.
Она была бледна и казалась сильно расстроенною:
— Боже мой, что с вами? — спросил дон Хозе.
— Друг мой, — отвечала она после короткого молчания, — я должна вас оставить: я уезжаю.
— Оставить меня? Это невозможно.
— Такова воля моего мужа.
Дон Хозе вообразил, что влюблен в нее до безумия и что ему невозможно жить с ней в разлуке.
— О, вы не уедете, это невозможно! — воскликнул он, падая пред ней на колени.
— Что же это такое? Кто бы мог подумать, что вы меня любите!
— О, как я вас люблю!
— Это уже слишком, — сказала Банко, громко захохотав.
— Слишком?
— Вы любите меня?
— До безумия.
— Лицемер, а любовь ваша к Концепчьоне де Салландрера, которая считается уже вашей невестой, наконец, любовь к женщине по имени Фатима, к которой вы ходите каждый вечер…
— Кто вам это сказал? — спросил изумленный дон Хозе.
— Сеньор дон Хозе, — проговорила она торжественным голосом, — мне нужна жизнь этой женщины… или мы никогда больше не увидимся.
Банко думала, что жертва эта будет свыше его сил, и, вероятно, Мортон Тайнер, научивший ее так действовать, не счел нужным сообщить ей, что испанец решил уже отравить молодую цыганку.
— Боже мой, — прошептал дон Хозе, — вы хотите сделать меня убийцей?
— Да, или отказаться когда-либо видеться со мной.
— В таком случае, она умрет сегодня ночью, — сказал решительно испанец.
— Хорошо.
В это время вошел длиннобородый мужчина, завязал ему глаза и через час высадил его на тротуаре улицы Годо де Моруа.
На следующий день дон Хозе с трепетным нетерпением ждал десяти часов вечера, желая увидеть труп когда-то любимой им женщины.
В половине десятого он постучался в ее будуар.
— Войдите! — сказал голос, который потряс все фибры его души.
Дверь отворилась, и Фатима, живая и улыбающаяся, явилась на пороге.
Дон Хозе отступил в изумлении.
— Здравствуй, моя радость, — сказала цыганка, бросившись к нему в объятия.
Каким образом Фатима осталась жива — это было для него загадкой.
Гитана в точности исполнила инструкции таинственного незнакомца: она была весела и ласкала человека, к которому питала смертельную вражду; она также жаловалась ему на слабость и продолжительный сон, объясняя это приемом слишком большой дозы опиума.
— Я бы тебе посоветовал не употреблять больше опиума, — проговорил он рассеянно.
— Хорошо, милый мой, я всегда исполняю твои желания.
— AI Значит, ты больше не ревнуешь?
— Нет.
— Ты говоришь правду?
— Да, потому что убедилась, что ты любишь меня.
— О! Конечно… Однако мне пора идти: меня ждет сегодня герцог де Салландрера.
И дон Хозе ушел, замышляя новый план.
Читатель, вероятно, догадывается, что Рокамболь или, как мы его называем, таинственный незнакомец, получил противоядие от Цампы и при его же помощи прошел в будуар молодой цыганки.
На следующий вечер дон Хозе возвратился домой совсем расстроенный, найдя Фатиму живою.
— Фатима жива! — сказал он Цампе.
— Жива!.. Но это невозможно.
Тогда дон Хозе рассказал ему все, что говорила Фатима об употреблении опиума.
— Да, — проговорил Цампа, — опиум есть противоядие. Но мы испробуем что-нибудь другое.
Однако дон Хозе не забыл о своем обычном свидании и, переодевшись, отправился в улицу Годо де Моруа.
Спустя десять минут вошел Рокамболь. Цампа раболепно поклонился ему.
Рокамболь прошел в гостиную и, усевшись в кресле дона Хозе, спросил:
— Ты ничего не имеешь сказать мне?
— Цыганка не умерла.
— Знаю. Твой барин скоро вернется?
— Часа через два.
— Спрячь меня… там… в кабинете… Куда он выходит?
— В коридор.
— Из него слышно, что говорится здесь?
— Все.
— Хорошо. Что бы ни случилось, в точности повинуйся своему барину, — сказал Рокамболь и заперся в кабинете.
Почти вслед за тем раздался звонок. Дон Хозе возвратился сильно встревоженный. Он двадцать минут ждал на тротуаре, а фиакр не приезжал. Наконец, к нему подошел ливрейный лакей и вручил ему письмо следующего содержания.
«Вы меня обманули. Цыганка жива, я знаю, что она радуется вашею любовью, и я должна умереть. Не ждите 4 больше фиакра… до тех пор, пока не исполните вашего слова».
Дон Хозе воротился домой, окончательно решив убить гитану.
Он показал письмо Цампе и сообщил ему о своем неизменном намерении.
— Право, я не знаю, что вам посоветовать, — проговорил Цампа, — мое снадобье потеряло силу.
— А кинжал?
— Это надежнее: опиум не помешает ему.
— Так приготовляйся; я заплачу тебе.
— О, нет, я не в состоянии… поручите это Нарциссу (так звали негра, служившего у Фатимы).
— Ступай за ним!
Через час Цампа возвратился в сопровождении негра, и смерть цыганки была решена.
Дон Хозе лег спать.
Цампа хотел выпустить Рокамболя, но его там уже не было.
После рокового свидания с доном Хозе Фатима провела ночь весьма беспокойно. В ней волновались тысячи чувств.
Следующий день она просидела, запершись в своем будуаре, с нетерпением ожидая прихода таинственного покровителя, но день прошел, а он не явился.
Вечером она приподняла вазу и нашла там следующую записку.
«Положи три зерна опиума в кушанье твоей кормилицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38