Он не слышал ни недовольного похрапывания коней, почуявших чужака, не чувствовал, как плавно тронулась и покатила по сочной влажной лесной тропе повозка, не помнил, как мужские руки — возможно, те же самые — перенесли его в темную, но теплую и пахнущую чудесными полевыми травами бревенчатую избу.
Раски-датчанин в это время видел странный сон. Словно его французская подружка Иветта глядит на него со дна чистейшего и прозрачного, как воздух, Готландского залива и подмигивает ему, улыбаясь, сквозь двадцатиметровую толщу воды. Свет яркого солнца играет бликами в едва ощутимой зыбкой ряби неподвижного залива. Иветта улыбалась, закусив пухленькую верхнюю губку, но внезапно во взгляде ее появилась тревога, лицо исказилось гримасой отчаяния. Она словно призывала его обратить внимание на надвигающуюся неведомую опасность и остановить ее.
Наконец Раски догадался, в чем было дело: огромная тень, двигаясь по усеянной бороздами поверхности светлого песчаного дна, неумолимо приближалась, грозя закрыть от солнечного света красивое лицо его подружки. Раски поднял голову вверх, чтобы рассмотреть неведомо откуда взявшуюся грозовую тучу, а в чистом небе не было ни облачка. Может, это злобный дракон прилетел на крыльях подводных ветров? И лишь когда тень навеки окутала, скрыла от него прелестный облик возлюбленной, Раски понял, что эта тень принадлежала плоскодонной рыбацкой лодке, в которой он находился. Пытаясь еще раз разглядеть Иветту, Раски увидал лишь тьму: тьма эта надвигалась на него, словно он сам уже был под лодкой, расширялась, заполняя собой окружающее пространство. В гробовой тишине откуда-то послышалось спасительное тончайшее пение сирен, но было поздно — тьма поглотила его.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Кем же были эти четверо, пробиравшиеся по лугу под надежным покровом ночи? Честны ли были их намерения? А те, что вероломно напали на них? Были ли они представителями той зловещей и грозной силы, которая, требуя себе поклонения, наводит ужас и смятение в душах людей. Были ли они посланцами смерти, вступившей в противоборство с другой, менее значительной и ужасной силой — силой холодного и лживого человеческого разума?
Стоит заметить, что в Англии XIII века, о которой ведется повествование в этой книге, было не так уж и много причин для проявления этой холодной и лживой силы. Английское общество, которое многие до сих пор считают чопорным и консервативным, стало таковым за последние триста лет. А в то время — время прекрасных, романтических порывов, неоднократных крестовых походов в Палестину за освобождением Гроба Господня — люди весьма и весьма отличались от ныне живущих. Сегодня президенты супердержав, нажав кнопку, могут стереть половину человечества с лица земли. А в те времена король Англии — глава одной из сильнейших держав — мог позволить себе едва ли не в одиночку бродить по лесам со своим верным конем и мечом в руке; не раз и не два вступать в прямые стычки с противником; побеждать (а иногда и проигрывать) в единоборствах; ставить на кон свою собственную жизнь.
Что ж, обратимся к тому человеку, который, возможно, был главным участником этой трагедии, разыгравшейся в одну из ночей богатого на события 1202 года в самом центре графства Ноттингемшир, на берегу реки Уз (чертовски популярное в Англии наименование!) — одного из небольших притоков крупнейшей североанглийской реки Деруэнт. Есть и еще один Уз — он впадает в ту же реку, но не справа, как его тезка, а слева, недалеко от устья самого Деруэнта. Такой же запутанной, как английская география, была в тот момент и политическая обстановка. Впрочем, не Англия ли та самая страна, в которой и появилось такое понятие, как «политические интриги»?
Еще совсем недавно бестолковый король Иоанн Беспросветный… Иоанн Беспробудный… о, вспомнил, — Иоанн Безземельный — так облапошил своих подданных, советников и соплеменников, что в конце концов был вынужден поставить свою подпись под Великой Хартией Вольностей, которая стала праматерью и прабабушкой европейских конституций. Вслед за этим бароны снесли башку брату короля Эду Четвертому и при попустительстве его тугодумного младшего братца основали парламент. Именно там, брызгаясь слюной, они учились выражать свои простые и неуемные желания языком, который хотя бы немножко отличался от грубого наречия бродячих лицедеев.
А тут еще Гроб Господен. Славные малые, чьи прадеды ходили в Палестину еще лет сто тому назад, давно уже, отрастив бороды, пребывали в наспех сооруженных да богато отделанных ливанских замках. Правда, не изменив своей вере, они боялись удара в спину от сарацин. Не забывая, откуда они родом, они не раз привечали рыцарей-соплеменников, опоздавших к дележу пирога невероятно сладких и пышных восточных богатств. На берегу Средиземного моря, там, где нынче находятся государства Ливан и Израиль, возникали целые объединения таких вот замков с общим правителем, с общей политикой — настоящие государства крестоносцев.
А вот участники последних крестовых походов испытали на своей шкуре всю горечь настоящих разочарований. Колумб к тому времени еще не открыл свою Америку, и даже прапрадед его, распоследний генуэзский лавочник-меняла, еще и не думал открывать свою торговлю, — а пылкие сердца, ищущие умы и ленивые до работы руки уже стремились к сказочной золотой стране Эльдорадо. Однако тем из них, кого не застала в лютую зиму 1189-го черная смерть чума, тем, кто уцелел во время бурных штормов, — тем пришлось несладко. Изможденные, полуголодные, они едва выдерживали натиск бедуинских разбойничьих отрядов, вцепившихся в армию Трех королей, как собаки в раненого оленя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43