В глубине зала зоркие глаза Нума заметили вырезанных из дерева птиц с человеческими лицами и людей с птичьими головами, а в самом дальнем углу — большого глиняного идола с опущенными веками и загадочной улыбкой на тонких, крепко сжатых губах.
Но Нум ни разу не остановился, чтобы полюбоваться творениями безвестных древних художников. Значение многих предметов и рисунков было ему непонятно, но суровая красота их поражала воображение. Нум подумал, что когда-нибудь позже он вернется сюда и рассмотрит подробно все собранные здесь чудеса.
Не задерживаясь, мальчик скорым шагом шел вперед, по-прежнему не встречая нигде признаков вчерашнего землетрясения. Подземный коридор постепенно сужался; потолок его опустился и скоро стал таким низким, что Нуму пришлось продвигаться ползком, прикрывая ладонью колеблющееся пламя факела. Едкий дым щипал глаза. Над собой и под собой, слева и справа, впереди и сзади он ощущал страшную давящую тяжесть земных пластов, сжимавших его со всех сторон. С ужасом подумал он о том, что случится, если новый подземный толчок застанет его здесь, в этой каменной трубе, стенкам которой достаточно чуть сдвинуться, чтобы раздавить его как букашку.
Узкий лаз неожиданно вывел Нума в довольно обширный подземный зал, и вдруг в гробовом молчании, окружавшем его, мальчик отчетливо услышал слабое журчание.
Тоненькая струйка воды падала с потолка в круглый бассейн с гладкими, ослепительно белыми известковыми стенками. Прозрачные сталактиты, свисающие со свода, отражались колеблющимися очертаниями в его зеркальной поверхности.
Нум едва не бросил на землю свой факел. Наспех воткнув его в рыхлую, влажную почву, он опустился на колени, припал губами к живительной влаге и пил долго, большими глотками, пока не утолил сжигавшую его внутренности жажду. Он обмыл прохладной водой свой пылающий, воспаленный лоб, смыл с лица и рук присохшую грязь, пот и кровь.
Нум чувствовал, как жизнь снова возвращается к нему. Пить он больше не стал, зная по опыту, что это может оказаться для него губительным. Его удивляло, что Абахо, так же, как и он сам, невыносимо страдавший от жажды, ни словом не обмолвился о существовании этого крошечного подземного водоема. Но, подумав немного, мальчик понял причину молчания Мудрого Старца. Абахо не хотел, чтобы Нум возвратился к нему, не дойдя до цели, и отпустил мальчика, не дав ему с собой сосуда для воды. Нум покраснел от стыда. Теперь он горько сожалел, что задержался так долго около бассейна, в прозрачной воде которого дробился золотыми бликами свет его факела. Проворно выжав воду из длинных волос, он откинул их назад, поднялся с колен и решительным шагом двинулся дальше, прислушиваясь к постепенно слабеющей музыке водяных капель, стекающих в белоснежный подземный водоем, вековой покой которого он на мгновение потревожил.

Глава 8. ВО МРАКЕ ПОДЗЕМЕЛЬЯ

Нум приближался к выходу из подземного лабиринта. Каково же было его изумление, когда он обнаружил, что выход этот находится в его собственной пещере, в глубине маленькой кладовки, где под потолком зияла черная отдушина, внушавшая ему такой страх в далеком детстве. Завидев впереди слабо брезживший свет, Нум ускорил шаг и через несколько минут добрался до выхода. Воткнув факел в расщелину стены, он спрыгнул вниз, выскочил из кладовки и очутился в отцовской пещере. Сумрачный свет зимнего дня, проникая через наружный выход, слабо освещал просторное жилище вождя племени. В центре его сиротливо серела кучка холодной золы, свидетельствуя о том, что огонь в очаге уже давно угас. На земляном полу были в беспорядке разбросаны домашняя утварь, одежда, глиняная посуда и оружие. Многих знакомых Нуму с детства предметов не хватало. Количество мехов значительно уменьшилось, наполовину исчезли запасы вяленого мяса и рыбы, висевшие на перекладинах вдоль стен и под потолком. Несколько сухих рыбин валялось на полу, словно кто-то в неистовой спешке срывал их с тонких жердей, на которые они были нанизаны. Пещера была пуста.
Сдавленным голосом Нум позвал:
— Мамма! Тхор! Ури!
Никто не ответил ему. Нум кинулся к частоколу, защищавшему вход в пещеру. Частокол был цел, но лесенка с помощью которой перелезали через него, исчезла. Подняв глаза, Нум увидел над собой кусок серого зимнего неба с низкими отягощенными снегом тучами.
Щемящая тревога охватила мальчика. Он с трудом вскарабкался на частокол и обнаружил лестницу, брошенную на земле по ту сторону ограды. Долина Красной реки казалась вымершей. Ни звука, ни движения, ни дымка костров. Внезапно Нум понял почему. Часть скалистого берега обвалилась и рухнула в реку вместе с несколькими пещерами, в том числе и с той, что служила жилищем Абахо и его внучке. Обломки скал, поросшие колючим кустарником и молодыми дубками, загромождали речное ложе и замедляли бурное течение воды, которая с ревом бросалась на это новое препятствие, образуя вокруг него пенистые буруны, воронки и водовороты. Приложив руки рупором ко рту, Нум издал протяжный призывный крик. Только эхо ответило ему. Теряя от страха голову, он спрыгнул с верхушки частокола, едва не повредив при этом снова больную ногу, и сбежал с обрыва вниз, к самой воде. Прибрежный песок был испещрен бесчисленными следами ног, словно люди беспорядочно метались по кромке берега, топтались на месте, шарахались в стороны. Чуть подальше, вниз по течению, следы становились более четкими, выстраивались рядами и длинной цепочкой вели к югу, следуя за всеми излучинами берега. Пятки беглецов увязали во влажной глине и песке, оставляя в них глубокие ямки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52