— Говори! Как моя мать?— Она умерла, — глухо ответил моряк.Агриппа схватился руками за голову.— Умерла? О, боги! И не дожила до минуты своего триумфа? Не дожила до дня, когда могла бы взглянуть в лицо Ливии и обвинить ее в клевете и убийстве своих детей, моих братьев? О, судьба, как ты несправедлива!Видя горе молодого человека, трибун молчал, глядя в пол.Наконец, Агриппа немного пришел в себя и поднял на него глаза, полные слез.— От чего она умерла? — спросил он дрожащим голосом. — От какой болезни?Офицер медленно покачал головой.— Не от болезни, достойный Марк Агриппа, — ответил он. — Крепись. Она умерла от голода.— От голода? — воскликнул потрясенный Постум. — Да ты бредишь! Какой голод? О чем ты говоришь, трибун?— Я знаю, что говорю, — произнес офицер. — Когда Тиберий стал цезарем, он приказал со дня на день уменьшать рацион питания твоей матушки и не выпускать ее из дому. Она пыталась держаться, она знала, что ты на свободе и готов спасти ее, но тело не выдержало голодных мук. Она скончалась от истощения, произнося твое имя. Это рассказали мне ее преданные рабы. Я сразу поспешил...— О, боги олимпийские! — в ужасе крикнул Постум. — Почему вы позволяете вершиться таким преступлениям? Почему молнии не поразили убийцу беззащитной женщины?Вдруг он замер на месте, его побледневшее лицо стало словно маска, черты обострились, глаза гневно блестели.— Что ж, — сказал он тихо. — Если боги не наказали его, то это сделаю я, сын несчастной Юлии. И сделаю немедленно.В этот момент в комнату вошел Курион.— Секст, — повернулся к нему Постум. — Мы выступаем в поход. К завтрашнему утру Рим будет наш, а Тиберий с Ливией пойдут на плаху. Собирай своих моряков, пусть объявят тревогу по всем нашим отрядам. Спеши, Секст!Курион, пораженный такой резкой переменой в поведении Агриппы, удивленно посмотрел на него. Но Постум уже снова метался по комнате, рассыпая проклятия и угрозы.Видя, что Курион медлит, он подбежал к нему и схватил за плечи.— Торопись, Секст, — хрипло произнес он. — Я должен отомстить. И позови сюда того человека, который привез из Рима письма. Теперь его помощь нам понадобится. Глава XVIГерманик Восстание рейнских легионов было для правительства гораздо более опасным, нежели то, которое произошло в Далмации. Ведь наряду с обычными жалобами — мало денег, большой срок службы — солдаты тут выдвинули и политические требования.Волнения начались в Нижней Германии, в Ветере и Колоним — столице провинции — сразу после известий о смерти Августа. Службу здесь несли главным образом новобранцы из вольноотпущенников, а не суровые, дисциплинированные италийские крестьяне, а потому у нескольких смутьянов быстро нашлось множество сторонников, и бунт охватил все четыре нижнегерманских легиона.Весь план подготовки ко вторжению на земли варваров был сорван: солдаты отказывались занимать предназначенные для них позиции, а те, кто уже выступил, возвращались обратно в свои лагеря. Офицеры, пытавшиеся навести порядок, попросту были перебиты озверевшей толпой, а остальные сочли за лучшее спрятаться в лесу. Наступил полный развал всего того, что называлось римской армией и ассоциировалось с железной дисциплиной, беспрекословным повиновением приказам, ответственностью и глубоким чувством долы.Германик узнал о событиях в Нижней Германии, когда находился в Лугдуне, где разбирал конфликт между местным населением и римской администрацией. Немедленно оставив все дела, главнокомандующий поспешил в Колонию.В сопровождении лишь немногочисленной свиты, отказавшись от вооруженного эскорта, который предлагал ему легат Первого Италийского легиона в Лугдуне, он стремительно промчался через территорию Белгики и появился в столице Нижней Германии спустя неделю после начала бунта.Он застал в лагерях полный развал и бардак. Командир Четырнадцатого легиона Авл Плавтий, который был тут заместителем Германика, уже не контролировал ситуацию. Это был испытанный храбрый солдат, но перед лицом вышедшей из повиновения толпы и он растерялся.Правда, Плавтий — в отличие от многих других офицеров — не покинул лагерь. Он забаррикадировался в своей палатке, окружив ее батавскими пехотинцами из союзной когорты, которые, в отличие от римлян, остались верными своему долгу, и ждал прибытия главнокомандующего.Солдаты встретили Германика воем и свистом.— Что ж ты? — кричали они. — Как вести нас на смерть, так пожалуйста, а как выплатить нормальное жалование — так в казне денег нет?— Тиберий обманул нас! — вопили другие. — Август обещал щедрые подарки, а нам еще ни гроша не дали!— Сколько же можно издеваться над нами! — голосили ветераны. — Тут многие уже по тридцать лет служат, а о них словно забыли. Вы хотите, чтобы мы тут все подохли, в этих лесах?Правда, в Германике солдаты видели не врага своего, а скорее заступника. Потому и обращались к нему с жалобами.— Если вы хотите со мной говорить, — сразу же заявил Германик, — то немедленно прекратите этот базар, постройтесь в колонны под своими знаменами и успокойтесь.Он очень серьезно относился к своим обязанностям и не терпел, когда кто-либо нарушал свои.Солдаты послушались любимого полководца и вскоре собрались на площади вокруг трибунала. Германик медленно поднялся по ступенькам и огляделся вокруг.Потом он заговорил негромко, спокойно. Он говорил о смерти Августа, которая явилась для всех тяжелым ударом, говорил о том, что покойный цезарь оставил после себя свое детище — великую Империю, которую надлежит защищать и оберегать.— И вам, солдатам, опоре страны, — сказал он, — есть с кем это делать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158