Пожалуй, со времен победоносных походов великого Гая Юлия Цезаря не было в римских войсках такого боевого духа и энтузиазма. * * * Караван судов продвигался вниз по реке, все ближе подходя к устью Рена. Справа тянулась нескончаемая стена черного мрачного густого леса — места обитания варваров, а слева — все более редкие римские пограничные укрепления.Старший трибун Пятого легиона Цетег Лабион — тридцатишестилетний мужчина со строгим худым лицом аскета — стоял у борта медлительной грузовой баржи, на которой он проделывал путь вместе с двумя когортами своих солдат, и задумчиво смотрел в воду.Это был не первый боевой поход трибуна — он сражался в здешних местах еще под командованием Тиберия, нынешнего цезаря, но никогда еще у него не было такого настроения, как сейчас.Германик действительно сумел сплотить армию, превратить ее в единый боеспособный организм, проникнутый осознанием общей задачи, готовый выполнить любой приказ командующего и сражаться с любым врагом до последней капли крови."Вот это войско, — невольно подумал Лабион. — Да скажи сейчас Германик хоть одно слово, солдаты тут же повернули бы на Рим, разогнали бы преторианцев и сделали его цезарем. Как же повезло Тиберию, что его пасынок родился таким благородным и преданным присяге и долгу. Уж сам он на месте нашего командира, наверное, недолго бы колебался.Впрочем, это было бы невозможно — Тиберий никогда не пользовался в армии такой любовью и популярностью. Хотя полководец из него неплохой, надо признать... "Но тут Лабион — дисциплинированный солдат — сообразил, что не его ума дело рассуждать о власти и претендентах на нее, а потому попытался отбросить несоответственные мысли и переключить свое внимание на что-нибудь другое.Его привлек молодой парень-рулевой, который стоял на корме, уверенно манипулируя румпелем. Было ему лет двадцать, не больше, но весь его вид выдавал уже вполне опытного моряка. На юном безусом лице было написано полное спокойствие и уверенность, сильные руки крепко и вместе с тем бережно держали рычаг.Судно шло строго по своему фарватеру, не мешая другим кораблям, не обгоняя их и не притирая бортами, что частенько случалось в такой большой колонне. Ведь действительно хороших мореходов Германику удалось собрать не очень много — капитаны торговых суденышек из приренских портов отнюдь не рвались в военную экспедицию, а многие кадровые офицеры и матросы из мизенской эскадры долго находились под следствием по делу о мятеже беглого раба Клемента и — хотя в конце концов была объявлена амнистия — не успели вовремя прибыть в Могонтиак.Положение спасли — в какой-то степени — фризы.Это племя обитало главным образом на побережье Северного моря, занимаясь рыболовством и меновой торговлей. Ведь его территория служила как бы буферной зоной между землями батавов — римских союзников и хауков — непримиримых врагов Вечного города.В свое время Друз вторгся во владения фризов и заставил их покориться силе римского оружия. Он заключил договор, по которому те обязаны были платить дань, состоявшую из дубленых бычьих шкур, а также снабжать продовольствием гарнизоны близлежащих фортов на Рене. Но зато фризы были освобождены от повинности давать солдат для союзных когорт, как, например, их соседи батавы.Условия договора устраивали обе стороны, и с тех пор фризы и римляне мирно уживались друг с другом. Правда, части племени пришлось оставить побережье и уйти в глубь суши — к лесам, озерам и равнинам — и тут заняться скотоводством, но от этого благосостояние варваров только повысилось.И вот, когда Германик начал готовить свой грандиозный поход, он обратился к фризам за помощью и те не отказали. Им самим уже надоели воинственные и беспокойные хауки, которые частенько грабили и разоряли деревни своих миролюбивых соседей, а потому главный вождь фризов согласился предоставить римлянам своих лоцманов, которые должны были провести флотилию по лабиринту узких проливов, пронизывавших побережье.Кроме того, вождь сообщил, что не будет препятствовать своим людям, если те захотят подняться вверх по Рену и помочь довести караван судов до устья реки.И вот таким образом две сотни фризов — опытных моряков — появились в Могонтиаке, где казначей выплатил им авансом определенную сумму за услугу. Затем они — в качестве рулевых и шкиперов — разместились на самых крупных кораблях и принялись за работу.И претензий к ним ни у кого не было — фризы знали свое дело и уверенно, грамотно вели римскую флотилию вниз по реке.Одним из таких проводников и был молодой парень у румпеля, на которого обратил внимание старший трибун Пятого легиона Алода Цетег Лабион, восхищенный искусством, с которым тот обращался с рулем, и спокойствием, написанным на лице юного морехода.Лабион, держась за борт, подошел ближе и приветливо кивнул парню, чуть улыбнувшись.— Здорово ты работаешь. Где научился?Юноша пожал плечами, не улыбнувшись в ответ.— Мой отец — староста рыбаков в нашем селении. Я с детства ходил с ним в море.Он помолчал немного и добавил с неожиданной горечью.— И это он послал меня сюда, помогать вам.Трибуна удивил тон ответа.— А ты что, не любишь римлян? — спросил он.Моряк снова пожал плечами, не глядя на Лабиона и ни на секунду не забывая о румпеле.— Разве они мои жены или родители, чтобы я их любил? У вас своя жизнь, у нас — своя. Зачем мешать друг другу?— Да кто же вам мешает? — искренне удивился трибун. — Римляне принесли вам закон и порядок, научили многим ремеслам, ввели в обращение деньги, защищают вас от врагов. И за все это вы должны отдать нам несколько бычьих шкур в год.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150