Глаза Лопатова зажглись вдруг диким огнем: он, видно, не был лишен воображения.– А… вы… товарищ Кузенков… как… тут… – забормотал он.– Лопатов, – тонко усмехнулся Марлен Михайлович. – Надо же понимать, все ж мы люди…– Вот именно! – воскликнул Феофан Лопатов и весь даже засветился. – Вот именно, как это все доходчиво – мы все люди и все хочем чего послаще. И этот крупнейший работник, таинственный генконсультант, с которого приказано глаз не спускать, тоже явный «все мы люди» и тоже хотит в индустриальной зоне гужеваться без помех. Конечно, немедленно в душу многоопытного Лопатова вкралось сомнение: обнаружат товарищи в Малом Беме и Копейке – конец карьере, отстранят от руля, придется влачить остаток жизни на родине. И в то же время… Лопатов с тоской оглядывал пустынный уютный холл «Литейной-Сплендид» с мягким пружинящим полом, светильниками, скучающим в глубине холла барменом… глянул в стеклянную стену, где тускловато поблескивали зимние волны Азовского залива и снова засосало – «все мы люди». Да гори все огнем – жизнь проходит, и в итоге будет мучительно горько и обидно за бесцельно прожитые годы, да вот как закачусь на три дня к блядям в Малый Бем и Копейку, в царство кайфа!… – пусть потом хоть из партии вычистят, все равно я за три дня с тамошними девчонками да гомиками такое увижу, чего вы, дорогие товарищи, даже в массовом масштабе за всю жизнь не поймаете… До удивления быстро пролетели сейчас перед Лопатовым унылые годы на шоферско-сыскной службе. Скоро и сам Остров Окей полетит в тартарары, и все пролетит, ничего не увидишь, и вспомнить будет нечего.Все эти чувства вдруг чрезвычайно ясно отразились на мясистом лице Лопатова, а Марлен Михайлович, все тут же понял, лишний раз поразился, как изменились за последние годы «наши люди». Через минуту Лопатова уже не было: на посольской машине рванул к международным блядям в Малый Бем и Копейку.Марлен Михайлович, освобожденно вздохнув, стал располагаться в чудесном двухкомнатном номере, окнами, конечно, на чистое море. Внизу пустынные вылизанные улочки Третьего Казенного Участка шли к пляжу. Ветер сгибал верхушки пирамидальных можжевеловых кустов, тянущихся вдоль зеркальных витрин. Изредка проезжал автомобиль или проходил какой-нибудь молодой парень в ярком анораке из пластика. Марлен Михайлович испытал вдруг чувство уюта, спокойствия, полную оторванность от проклятых проблем и нелепых инструкций. Проживу здесь три дня в полном одиночестве, не буду никому звонить, ни с кем встречаться, ну а отчет составлю за милую душу – что нам даст этот отчет, не отдалит катастрофы ни на миг, и ни на миг ее не приблизит. Просижу три дня у телевизора, буду переходить с канала на канал за Ти-Ви-Мигом, следить за перипетиями избирательной кампании. Гулять, читать газеты, смотреть телевизор… На три дня выйду из игры и постараюсь определиться, куда идти мне, с кем и за что. В конце командировки из какого-нибудь бара позвоню в Москву и скажу Вере, чтобы она позвонила мне от своей сестры. Быть может, не засекут. Вера все поймет, попрошу ее выйти на «Видное лицо» и еще раз попытаться удержать их от катастрофических решений.Он включил телевизор. На одном канале шла французская многосерийная чепуха, на другом играл американский джаз, на третьем бушевал советский хоккейный чемпионат… Ти-Ви-Миг он обнаружил на шестом канале. Пулеметная дробь комментатора сразу же прогнала из этого сумеречного дня сонное спокойствие и отрешенность. Камерамены показывали из Евпатории сногсшибательное событие – слет «Волчьей Сотни», на котором ультраправая организация объявляла о своем присоединении к Союзу Общей Судьбы. Какой-то дряхлый полковник (вероятно, один из последних кавалеристов Шкуро) с восторгом рассказывал молодежи о своей туристской поездке в Москву и об огромном впечатлении, которое произвел на него военный парад на Красной площади. Ни слова о коммунизме – Россия, мощь, границы империи, флаг на всех широтах мира, XXI век – век русских! В президиуме собрания Марлен Михайлович вдруг увидел профессора Фофанова, одного из «одноклассников». Еще неделю назад его, либерала, «любителя краснопузых», в таком собрании размазали бы по стене, теперь, за неделю до выборов, он был почетный гость и «волчесотенцы» ждали его слова.Зазвонил телефон. Марлен Михайлович передернулся. Кто может мне звонить? Кто знает, что я в «Литейном-Сплендид»? Оказалось, знают те, кому полагается знать. Звонил из Феодосии Вильям Иванович Коккинаки. Под таким именем пребывал на Острове полковник Сергеев. Вальяжный профессор-археолог прибыл в Феодосию с личными научными целями из Калифорнии. Мягким картавым говорком археолог на правах старого друга и знатока Крыма приглашал Марлена Михайловича посетить его в Феодосии. В том случае, если вас одолеют дела или визитеры, дорогой мой, милости прошу – я снял дивный особнячок у моря, мы сможем, как в старые времена, поспорить о третьем слое кургана Тепсень или о происхождении древних водоемов на склонах Легинера. Позвольте, какие визитеры, я никого не жду, возразил Марлен Михайлович, ни с кем не намерен… Да-да, конечно, я и сам люблю уединение, зачастил господин Коккинаки, сочувствую вам от всей души. Вот только вчера избавился от одного нумизмата, некий Игнатьев-Игнатьев, личность любопытная, но полный дилетант. Советую вам таких любителей адресовать к своему – ха-ха – шоферу или даже прямо ко мне. Нy, а уж если полезут какие-нибудь древние египтяне, то тогда просто звоните мне, дорогой мой, вот – запишите телефон.Соображая некоторое время, что могла бы означать вся эта абракадабра, Марлен Михайлович некоторое время невидящими глазами смотрел на экран Ти-Ви-Мига, пока до него вдруг не дошло, что на экране фигурирует очередное сногсшибательное событие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139