На просцениуме освещаются фигуры Светланы и Кисточкина. Они стоят, облокотившись на прилавок продпалатки, курят, молчат. КИСТОЧКИН (начинает петь). Эту женщину увижу и немею, потому-то все никак не подхожу, ах, ни кукушкам, ни ромашкам я не верю и к гадалкам, понимаешь, не хожу… Хочешь, я выведу сейчас машину и мы с тобой помчимся, помчимся, будут мелькать огни и скорость все изменит, и мы будем ни при чем, техника будет в ответе, хочешь?СВЕТЛАНА. Дешевые номера. Куда помчимся?КИСТОЧКИН. Нет в тебе романтики ни капли. Ну, помчимся во Внуково, в Голицыно, в Сочи, куда хочешь…СВЕТЛАНА. Отпадает. Они остаются в тени, а прожектор вдруг освещает комнату Игоря и Эллы. На кровати в ночной рубашке сидит Элла, расчесывает волосы и ногой подкачивает детскую колясочку. Игорь с тихим ожесточением разворачивает раскладушку. ИГОРЬ (свистящим шепотом). Всю свою сознательную жизнь веду борьбу с этим предметом. Когда же у меня будет своя постель?ЭЛЛА. Когда поумнеешь, тогда и будет.ИГОРЬ. Значит, никогда. (Снимает брюки, садится на раскладушку и молча начинает имитировать движения джазиста, отрываясь от трубы, шепчет.) Майлз Дэвис. Импровизация в миноре.ЭЛЛА. Ложись. Проспишь на завод.ИГОРЬ. Ты забыла? Завтра я в вечернюю.ЭЛЛА. Тогда пойдешь утром в молочную кухню.ИГОРЬ (со вздохом откладывает трубу, гасит свет). Эх, какая лажа… В темноте начинает пищать ребенок. Фигура Эллы в белой длинной рубашке маячит возле кроватки. ЭЛЛА (поет). Засыпай, мой милый чудный бэби, исчезай, печали след… Игорь, импровизируя, подпевает ей, ребенок затихает. Элла ложится. ИГОРЬ (шепчет). Элка, помнишь, как мы встретились с тобой в «Шестиграннике»? Я солировал и вдруг увидел, что ты стоишь прямо возле эстрады и смотришь на меня и отказываешь всем чувакам. И в тот же год мы поехали с тобой на юг, на халтуру. Помнишь, как было на юге?ЭЛЛА. А сейчас я какая стала противная, правда? Гадкая стала и некрасивая, не тот кадр…ИГОРЬ. Ты все такая же, только время – стало другое. Все тогда было просто – дуй в трубу и киряй, вот и вся забота, а сейчас думать надо обо всем, и мы уже стали не такими веселыми… Освещается кабинет профессора Аброскина. Аброскин вдвоем с Нытиком за бутылкой коньяку. АБРОСКИН. Вы хоть немного знаете этого Кисточкина? Что он за человек?НЫТИК. Женю Кисточкина? Прекрасно знаю. Здоровый молодой человек, еще два года назад выступал в соревнованиях по самбо, сейчас весь в журналистике. Типичный представитель родившихся в сорочке, знаете ли, не то, что я; 30 лет, прекрасная внешность, чудная должность, заработок, перспектива, своя машина, девушки, какие девушки… Ах, профессор, я сегодня откровенничаю – всю жизнь мечтаю о таких девушках, хотя бы об одной, а у него их столько! (Замечает выражение лица Аброскина.) Ой, простите, я хотел сказать, что Кисточкин очень искренний человек, но знаете, современная молодежь… Ну, конечно, ему пора уже остепениться.АБРОСКИН. Да мне-то что? Думаете, меня волнуют его отношения с моей дочерью? Ничуть. Меня научили относиться ко всему философски.НЫТИК. Правильно, я тоже только в этом нахожу утешение.АБРОСКИН. В чем?НЫТИК. В философии.АБРОСКИН (хмелея). Вы вообще знаете, кто вы? Вы – паста!НЫТИК (потрясен). Паста?АБРОСКИН. Вас намазывает всяк кому не лень. Идите от меня, пить не умеете.НЫТИК. Простите.АБРОСКИН. Какую философию вы исповедуете? Махизм, монизм, буддизм? Может, вы ницшеанец?НЫТИК. Нет-нет, вы не думайте, я ничего плохого… Я правильно исповедую… Вы меня неправильно поняли.АБРОСКИН. Вы мне не компания. Я и один проживу. Проваливайте, паста! Мне надо подумать, у меня завтра доклад… Нытик уходит. АБРОСКИН (кружит по комнате с бутылкой в руке). Надо подумать, надо подумать обо всем – и о пасте, и об ее потребителях, о девушках и об их друзьях… Что это за судьба – обо всем думать? Затемняется комната Аброскина и освещается кровать, на которой ворочается, отходя ко сну, Здоровяк. ЗДОРОВЯК (напевая сквозь сон). Не нужен мне берег турецкий и Африка мне не нужна… (Глубоко дышит, бормочет.) Вдох, выдох, вдох, выдох. Глубокое и размеренное дыхание – вот мой секрет. (Засыпает.) Затемняется кровать Здоровяка и освещается кровать Бабушки Принцкер. Бабушка лежит и задумчиво смотрит на Олю. Оля возле туалетного столика расчесывает волосы. БАБУШКА. Дедушка любил ходить по ресторанам. В мирное время в Вильне был Клуб людей интеллигентных профессий. Мы начинали там свой вечер при свечах, а потом ехали на извозчике в залитые светом рестораны и часто встречали утро в каком-нибудь кафе-шантане. (Поёт.) Владеть кинжалом я умею, я близ Кавказа рождена… Оля, почему у меня сегодня какое-то интимно-лирическое настроение?ОЛЯ. В воскресенье после игры мы едем с Булем в кафе «Аэлита».БАБУШКА. Правильно, а маме скажи, что идешь в гости к школьной подруге. У мамы странные взгляды на молодежь.ОЛЯ. А думаешь, я хочу идти с Булем?БАБУШКА. Это что, намек?ОЛЯ (с лихорадочной быстротой). Бабушка, а правда, Света очень-очень красивая?БАБУШКА. Это что, намек?ОЛЯ (странно возбужденная, ходит вокруг кровати, поет). Еду домой я в трамвае-е-е… Бабушка следит за ней, покачивая головой. Затемнение. Слышен смех Светланы. Она по-прежнему на авансцене вместе с Кисточкиным. КИСТОЧКИН. Можешь смеяться, но ты для меня, как ветер, я без тебя скоро увяну, у меня ведь августовский срок, а ты – это ветер с теплым дождем… (Светлана уже не смеется, он обнимает ее и привлекает к себе.) Без меня тебе тоже туго, потому что ветру нельзя без листьев, а я – тяжелые августовские листья…СВЕТЛАНА (хрипло). Нет, не могу, пусти!КИСТОЧКИН (сорвавшись). Мещанка, тебе что, штамп нужен в паспорте?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20