Огромная неудовлетворенность, тяга к чему-то светлому, чистому сближает их, может быть, больше, чем сомнительное родство.Лайма, крупная блондинка, склонная к рассудительности, пытается внести нечто рациональное в нравственные поиски.Роза, напротив, стройная брюнеточка с вечной сигаретой в углу рта, агрессивно мечтательна, вызывающе аристократична духом.Клавдия, несколько опустившееся, растрепанное существо неопределенной масти с дерзкими манерами, что называется «сама непосредственность».Общее для сестер – состояние сильной недодоенности.
ЛЕША-СТОРОЖ,
подозрительная фигура лет под сорок. Все в нем вызывает недоверие: фирменные джинсы на подтяжках, длинные волосы, борода, монокль. Еще более подозрительны простонародная речь и русофильские мотивы. Самое сомнительное – сушка грибов, чем он занимается постоянно, увлеченно и деловито.
ЛЕША-ШВЕЙНИК,
кристально чистый трудящийся с путевкой. Единственный отдыхающий на законных основаниях. Улыбчивый, очень удовлетворенный своими правами и обязанностями. Подчеркнуто отстранен от нервного сюжета. В общем, еще более подозрителен.
ЦИНТИЯ и КЛАРЕНС ГАННЕРГЕЙТЫ,
старики-хуторяне, быть может, последние представители обанкротившейся в Прибалтике системы изолированных хозяйств.Являются из леса и в первые минуты после появления кажутся ожившими лесными кочерыгами, замшелыми и нелепыми. Потом, правда, в них появляется огонек. В воздухе начинает попахивать серой.
ЦАПЛЯ,
представитель вымирающего вида пернатых, швея комбината «Красная Рута». Действие развивается, происходит и замирает в наши дни вблизи от нашей западной границы в одном из наших профсоюзных пансионатов, предназначенных для отдыха наших трудящихся.Пансионат называется «Швейник». Это двухэтажный дом с мансардами, чудо комфорта среди местного захолустья. Он стоит на изумрудно-зеленой равнине, отлого уходящей к гребешкам дюн и встающему за ними открытому морю.По краям равнины поодиночке и композиционными группами расположены огромные европейские деревья, каштаны. Купы их создают настроение заброшенной усадьбы, былого великолепия, хотя никакой усадьбы здесь не было, как не было и великолепия, а была здесь в течение всей истории, во все века иностранного владычества и в короткие годы независимости одна лишь глухомань, ныне благодаря недалеким индустриям только усугубившаяся. С юга к равнине подходят поросшие дремучим хвойным лесом холмы. Меж холмами озерца, болота, бочаги, потайная животная жизнь, охраняемая государством, – заказник. Через лес протекает худосочная ниточка заштатного шоссе.Где-то в сравнительной близости находится комбинат и городок, но сюда звуки этой промышленно-захолустной жизни почти не доносятся. Местечко в самом деле выбрано Кампанейцем для оккупации совсем неплохое, тем более что и сезон удался: в течение всей нашей истории будут яркие солнечные сияния, полнолуния и сполохи. Зрелый июль. AKT I Открытая веранда пансионата. Плетеная мебель, как в старых дачных пьесах. Однако с толку нас не собьешь: рядом со старинным клавесином (вещью в этой пьесе почти бессмысленной) располагается телевизор на ножках, две лестницы, ведущие на второй этаж, выполнены в современном дизайне, а присобаченная к столбу стенгазета «За здоровый отдых» или что-то в этом роде ясно говорит, что мы не в декадентской усадьбе, а в оздоровительном учреждении. Кроме двух лестниц наверх в комнаты, у веранды этой есть и два спуска во внешнюю среду, один отклоняет нас к морю, другой отклоняет нас к лесу. Жужжит пылесос. По сцене со шлангом в руке передвигается Леша-сторож. Он притворяется, что пылесосит веранду, на самом же деле все как-то пытливо заглядывает в разные места: то вдаль из-под ладошки, то в телевизор сквозь пальцы, то в зал направляет какое-то свое стеклышко сродни моноклю. Вечереет. Краски заката. ЛЕША-СТОРОЖ. Нет пыли, милостивые государи, престраннейшее отсутствие пыли. Экий перекос: есть пылесос, нет пыли… (Останавливается в раздумье, спохватывается и начинает ерничать то ли перед самим собой, то ли перед зрительным залом.) Гармония есть полнота жизни, но если жизнь полна, то в ней должен быть изъян. Отсутствие изъяна – это неполнота жизни. Отсутствие пыли – это изъян. Присутствие изъяна – это дыра, нарушение гармонии, грядущая пустота. Вот она – тупиковая логика! Если уж мы, сторожа, постоянно с этим сталкиваемся, то что говорить о политиках… На веранду со стороны леса поднимаются старики-хуторяне Цинтия и Кларенс Ганнергейты, оба в резиновых сапогах и фуфайках домашней вязки, но на плечах у Цинтии траченная молью чернобурка с оскаленной мордочкой, а на голове у Кларенса фетровая шляпа с широкой лентой, крик моды 30-х. ЛЕША-СТОРОЖ (сразу же заметил стариков, но виду не подал, зато изменился разительным образом – закосолапил по-скобарски, заговорил по-простонародному и явно фальшиво, то с малороссийским акцентом, то «пскопской» скороговорочкой, то с волжским оканьем). Пыли тута нема в эттой Фуфляндии, значитца непорядок. Эх, где ж ты пропала, пыльца-то-пылища наша рассейская? Влага, влага, крантики ржавеють, отдыхающие гриппують, а усе почему – пыли нема. Знамо – уся душа ушла из фуфляндских болот. Души тут нема. Грибов вот навалом, а души нема… Старики, застенчиво хихикая, вносят на веранду большие корзины с грибами. КЛАРЕНС. Грибы есть сегодня мало опять, господин сторож. Такая экзистанция.ЛЕША-СТОРОЖ. А, это вы, чертяки лесные! Явились, опять же, не запылились.ЦИНТИЯ. Лаба диена, господин сторож. Гут абенд. Эври-синг из окей?ЛЕША-СТОРОЖ. Акей, сказал старик Мокей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21