Они ночевали в комнате, превращенной в кладовую, и хотя комната была очень велика, в ней негде было повернуться, ибо Марья Андреевна славилась как отличная хозяйка, а доктор имел большую практику в окрестных деревнях.
II
-- Положение хуже губернаторского, - сказал Факторович.
-- Да, хуже, - подтвердил Москвин.
Факторович подошел к окну. Площадь была пуста.
-- Как много камней, -- удивленно пробормотал он и спросил: -- Что же делать?
-- А я почем знаю, -- ответил Москвин.
-- Продолжать шахматное состязание, -- предложил Верхотурский.
-- Вам смешно, -- сказал Факторович, точно Верхотурский был в лучшем положении, чем он и Москвин.
-- Пожалуйста, завтракать! -- крикнула в коридоре Марья Андреевна.
Они пошли в столовую. Москвин посмотрел на стол: белый хлеб, масло, мед, повидло, большая кастрюля сметаны, на блюде в облаке пара высилась гора лапши, смешанной с творогом, в глубоких тарелках лежали редька, соленые огурцы, кислая капуста.
-- Э, как-нибудь, - крякнул Москвин и сел за стол.
Он первым справился с лапшой, и Марья Андреевна спросила:
-- Вам можно еще?
-- Большое спасибо, -- сказал он и ударил под столом ногами, как испугавшийся заяц.
-- Большое спасибо -- да или большое спасибо -- нет? - рассмеялась Марья Андреевна и положила ему вторую порцию.
-- Если можно, я тоже съем еще, - сердито сказал Факторович и подмигнул шумно глотавшему и почему-то смущенному Москвину.
В столовую вошел длиннолицый мальчик в очках, лет четырнадцати-пятнадцати. К груди он прижимал толстую книгу в блестящем желтом переплете.
-- А, Коля, - сказали одновременно Факторович и Москвин.
Мальчик пробормотал:
-- Здравствуйте.
После этого он споткнулся и, садясь, так загрохотал стулом, что Марья Андреевна вскрикнула.
Мальчик ел, глядя в книгу, и ни разу не посмотрел в свою тарелку.
-- Вы не боитесь, юноша, угодить себе вилкой в глаз? -- спросил Верхотурский.
Мальчик мотнул головой.
-- Ах, это несчастье! -- сказала Марья Андреевна. - У меня сердце обливалось кровью, пока я привыкла. Доктор, доктор, - закричала она, завтрак давно простыл! -- и, обращаясь к Верхотурскому, сказала: -- Вы поверите, за тридцать лет не было случая, чтобы он пришел вовремя к столу. Вечно приходится по десять раз подогревать и носить из кухни в столовую. Прислуга его ненавидит за это.
В дверях показался доктор.
-- Иду, иду, иду... помою руки и моментально сажусь за стол.
Москвин и Факторович рассмеялись.
-- Да, -- сказал Москвин, -- мы здесь четвертый день, и каждый раз доктор говорит: "Помою руки и сажусь обедать" и уходит на час.
Но на этот раз доктор пришел вовремя. Он вошел стремительной походкой, откинул ногой завернувшийся угол дорожки, сорвал листочек с календаря, щелчком сбил осколок яичной скорлупы, поднял с пола бумажку и бросил ее в полоскательницу. Садясь, он ущипнул мальчика за щеку и спросил:
-- Ну, как дела, будущий Лавуазье?
Коля, продолжая смотреть в книгу, сказал:
-- Глупо.
-- Ну так вот, -- сказал доктор, потирая руки от предстоящих удовольствий вкусного рассказа и еды. -- Ну так вот -- могу вам сообщить все новости.
Здесь, в столовой, он смотрел на своих непрошенных гостей с радушием и любовью, так как больше всего в жизни он любил рассказывать во время еды.
Он очень обижался, когда жена, перебивая его, кричала:
-- Ешь, ешь, ты меня замучишь этими историями про царя Гороха.
Теперь, радуясь слушателям, он принялся рассказывать: в городе польская кавалерия, по улицам ездят патрули, возле здания городской управы стоят четыре пулемета, у поляков колоссальнейшая
артиллерия, танки, в город они придут к вечеру, это основные силы второй армии. Говорят, что вторая армия почти целиком состоит из немцев, дисциплина прямо-таки железная, офицеры сплошные немцы, ну, и бороться с ними невозможно. Отношение к населению занятых городов идеальное: днем город занят, а к вечеру на площадях, увеселяя гуляющих, играют военные оркестры.
Потом доктор рассказал, со слов другого пациента, что в занятых областях предполагается ввести демократическое правление и что крестьяне рады новой власти.
-- Вот это неправда, -- перебила Марья Андреевна, -- когда нас занимали большевики, молочницы пришли вместе с разведкой, а сегодня Поля во всем городе не могла достать кварты молока.
Доктор махнул рукой и начал рассказывать, со слов третьего пациента, что Япония совместно с Америкой начала наступление на Сибирь, причем план ее наступления точнейшим образом согласован с поляками. Рассказывал бы он еще очень долго, потому что слушатели его не перебивали, но Марья Андреевна вдруг вскипела и закричала:
- Ешь, пожалуйста, уже два раза подогревают тебе завтрак, -- и когда доктор попробовал рассердиться, она сказала умоляющим голосом, которого он особенно боялся: -- Как тебе не стыдно говорить людям, поневоле живущим в твоем доме, вещи, которые им тяжело слушать. Неужели ты не понимаешь...
Верхотурский поднял голову, поглядел на Марью Андреевну, а Коля крикнул:
- Стыдно, стыдно! -- и, схватив книгу, выбежал из столовой.
Доктор поднес руки к вискам и, обращаясь к Верхотурскому, сказал:
- Вот, в собственной семье...
После завтрака доктор надел на рукав перевязь с красным крестом и собрался на визиты.
- Не могу сидеть минуты без дела, -- сказал он, -- в любые бомбардировки хожу к больным и черт меня не берет.
В коридоре он долго внушал Поле, что разговаривать с больными следует, держа дверь запертой на цепочку, и прежде чем впустить кого-нибудь, нужно позвать Марью Андреевну.
- Ты говори: "Я без хозяйки никого не впущу" -- понимаешь ты?
- Та понимаю, боже ж мий, чи я зовсим дурная?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15